Что знаем мы про дедов, про отцов

Вадим Мелешко, «Учительская газета» 12 апреля 2016

Когда я был маленьким, моя бабушка очень много рассказывала мне о своем детстве, об укладе деревенской жизни до революции, в Гражданскую войну, в период коллективизации, во времена репрессий, в оккупации, в голодные послевоенные годы. Из ее рассказов я узнал, что одноглазый почтальон Рогозин, который регулярно заносил нам газеты, потерял зрение, балуясь с взрывателем от гранаты; что наш сосед Борис Храмцов в молодости обладал неимоверной силой и мог согнуть лом, а умер лишь потому, что сковырнул болячку; что мой дедушка Иван был лесником и провел роту красноармейцев в тыл немцев. Таких историй были сотни, и за каждой — чья-то судьба, история, а иногда трагедия.

Уже позже, когда бабушки не стало, навещая ее могилу, я попутно видел на чужих надгробиях знакомые фамилии и фотографии. И тут же вспоминал, что вот это баба Марина, которая потеряла на войне пятерых сыновей и мужа, вот здесь лежит дед Родионов, который, будучи председателем колхоза, изощренно пакостил нашей семье, а вот там могила дяди Миши Логинова, по прозвищу Муха, который разбился на тракторе, упав по пьяному делу в реку.

Но что еще я могу сказать об этих людях? К сожалению, почти ничего. Наверняка их прямые наследники обладают большей информацией о них. Но, как это обычно бывает, с поколениями знания уходят, потомки имеют лишь самое общее представление о том, кем были их предки. И зачастую знают о них лишь что-то одно: прадед был отличным наездником, троюродный дядя служил в НКВД, прапрабабка владела чайной в Самаре… И все! Больше об этих людях праправнуки не могут сказать ровным счетом ничего.

А ведь это как-то очень обидно. Живет человек, чего-то добивается, к чему-то стремится, преодолевая невероятные сложности, достигает каких-то вершин карьеры и творчества, совершает подвиги, его ставят в пример другим, о нем пишут статьи и снимают фильмы… А спустя некоторое количество лет люди, носящие его фамилию, с трудом могут вспомнить, что, кажется, их предок был неплохим учителем или вроде бы даже директором, впрочем, кто его знает, да это и не важно!

Или, хуже того, человек вошел в историю благодаря какому-то нелепому казусу. И люди помнят вовсе не то хорошее, что он сделал в своей жизни, а вот этот самый досадный ляпсус. Скажем, об одном из наших односельчан я знаю всего лишь то, что ему на базаре вместо иконы подсунули обыкновенную доску, за которую он отдал целый воз пшеницы. Наверное, были в его жизни и другие, куда более интересные и благородные моменты, но вот лично я знаю о нем только это. И подозреваю, что другие даже этого не знают.

Вспоминается повесть Чехова «В овраге»: «Как-то на поминках у фабриканта Костюкова старик-дьячок увидел среди закусок зернистую икру и стал есть ее с жадностью; его толкали, дергали за рукав, но он словно окоченел от наслаждения: ничего не чувствовал и только ел. Съел всю икру, а в банке было фунта четыре. И прошло уж много времени с тех пор, дьячок давно умер, а про икру все помнили. Жизнь ли была так бедна здесь, или люди не умели подметить ничего, кроме этого неважного события, происшедшего десять лет назад а только про село Уклеево ничего другого не рассказывали».

И я постоянно ловлю себя на мысли: а что будут помнить мои, пока еще теоретические, внуки, правнуки, праправнуки? Может, всего лишь то, что их прадед, кажется, был учителем и вроде бы в газете работал? Или что-то еще? А может, не вспомнят даже этого?

Значит, надо постараться, чтобы помнили, причем именно хорошее. Помнили и гордились.