Обереги, народные целительства, заговоры (ч. 4)

Начиналась в этот день пчелиная девятина. Что ни утро — ложку меда полагается съедать на голодный желудок. Самое целительное, самое верное средство от болезни в эти дни — мед.

По звездам гадают о погоде, об урожае. Андрон — шест, жердь, совок, плица, черпак. Говорят, в день Андрона можно шестом до звезды достать. Совком звездной россыпи почерпнуть. Отсюда гадания, заговоры. Свою звезду, коль она остыла, коль чувствуешь холод в себе и тесноту жизни, ты можешь согреть. Возьми шест, обмотай ветошью, а в полночь подожги ту ветошь да в начерченный круг в чистом поле встань. Говори:

Все в ноябре еще скопом — и на столе, и на земле, и на воде. Еще дарит щедро, по осеннему ноябрь. Но между деревнями — беспутица. Дороги — колдобинами. Не проехать, не пройти. В ноябре мужик с телегой прощается, в сани забирается. Торопится ледовый кузнец и землю, и воду стоячую заковать. Зима со бела гнезда сымается, к мужику в гости собирается: Дай-ка я на Руси погощу, деревни-села навещу, пирогов поем! Гулко, голо в осиннике. О листе сказано: «Маленький Егорка упал в озерко, сам не потонул и воды не всколебнул».

В народе говорили: «О Казанской мороз не велик да стоять не велит»; «После Казанской дождь пойдет, все лунки нальет». Казанскую называли зимотворной. «С позимней Казанской скачет Морозко по ельничкам, по березничкам, сам в гости ходить не ленит-ся,» — сказывал батюшка ребятишкам. И бежала ребятня глядеть, как Казанская кажет дорожку морозцам. То-то забава — хрусткие лужи всколебнуть, тронутую ледком воду — в киселицу перемешать. Что Казанская покажет, то и зима скажет.

Было поверье, ежели девушка думала, что лицом не вышла, а потому и не люба, то старалась она на Казанскую раным-рано встать. Бежала она к рощице искать лист, что на березе низенько висел, в иней был обернут. И схож он был в это утро с серебряным зеркальцем.

В такой лист если глянуть, то вся неказистость с лица сойдет. И правда. Глянувши в зеркальце, сотворенное природой, бежала обратно к деревушке своей — иной. Ведь вера спасает. И девушке верится. Сердцем. О душе можно с лица узнать немало о человеке.
Ведь непременно, когда озаренная верой вчерашняя дурнушка встретит полюбившегося ей парня, то вся красота ее ожидания передастся ему. Вера через потьма пробивается.

Предыдущие дни были озарены светлой верой славян-язычников, что ощущение жизни и любовь к ней даны не только человеку, но и всему тому, что его окружает: птице и зверю, растениям и речной заводи. Вселенская родительская суббота, поминовение усопших — издревле овеяны печалью и светом чистой памяти. Наши предки оставляли в этот день на столе хлеб, соль, миску с варевом, лепешки, блины. Обряд «радования» умерших был в обычае этого дня. Ушедшие от нас родные как бы незримо были рядом. Они садились с домочадцами за стол отужинать. Считали, что их душам становилось легко, радостно, если они наблюдали, что между ними царит любовь, а в доме — достаток.

Девушка-сирота, когда выходила замуж, просила серый камешек расколоть гробову доску, молила буйные ветра сдуть с лица «мамушки» (так ласково называли мать) полотенышко. Чтобы мамушка взглянула во все глазоньки, перекрестилась по досельному, то есть наяву, как живущие люди. Девушка глядела в осеннюю распутицу и ждала знака, чудного света, когда и впрямь будто расступится Мать-сыра земля и подымется мамушка из крутой могилы и вынесет в правой руке икону Божьей Мате-ри Богородицы, а в левой — платье цветное, подвенечное.

Все было взаимосвязано в сознании наших предков: и хождение на могилы, и вера, что на Руси умершие ведут день и блюдут живых. Вынимая первый блин из печи, большуха маслила его, мазала медом и ела со словами: «Помяни, Господи, честных родителей».

И ныне на распутьях деревенских, на перекрестках, открытых всем четырем сторонам света, во самой-то глуши, где Русью пахнет, найдете вы развалины часовенок или крестов обетных во имя Параскевы-пятницы. Заступница бабьей доли во дни и минуты горестные, во мгновения раздорожия духа она приходит незримо и указует ступить тихохонько туда, где она уже развела беду руками своими. И чисто то место. Поднимает оно с колен, пускает вновь в жизнь.

Параскевы пречистые родники почитаются крестьянами в болотистых северных захолустьях. Именно в их воде, по древним преданиям, явилась людям икона Параске-вы. В воду бросали бабы кудель: «Матушке-пятнице на становину!» К родникам Параскевы приводили матери своих чахлых детей, умывали в этот день, и сходили немочи детские, чахлость осенняя. Живо-творящая сила источника Параскевы указует бабам — в этот день белья в воде не мыть, вальками у воды не стучать, веретеном свет белый не сучить, веретено и на лавке не оставлять, а то наживешь, мол, сорок грехов. А то милостивая Параскева осердится да и превратит девку, что голову чесала или мыла на святый родник, в лягушку: «Почто, мол, ослушалась заветов стародавних! Почто загрязнила, беспокоем тронула тихие заводи! От чистоты, мол, здоровье-то. От святой тишины».

К этому дню давали обет выполнить какую-то работу на выздоровление близкого человека, на исполнение заветных дум. Обычно женщины давали зарок — выткать обыденную пелену. То есть с 9 на 10 ноября женщина должна была в глубоком молчании,
средоточии выполнить нелегкую работу. Надобно было очесать лен, выкатать кудели, выпрясть и выткать плат. Если женщина делилась заблаговременно со своими родственницами — то они пособляли ей. Утром на Параскеву-пятницу несли готовый плат святить в церковь.

Забота и тревога о близких, милосердие и сострадание были почитаемы в стародавние времена.

Невелика птичка-синичка, но и ей отмечали праздник. Синица — она порошам вестница. Птицу эту в народе называют — девятисловной. Она, мол, ведает и смехом, и слезами, и знает ласковое верное слово. А главное — хранительница она вещего слова. Синица может сказать: «Задуманному быть ли? Счастья — ждать ли?» Она скажет, ведая о незримом, идет ли беда в твои ворота. Но прежде и ты приветь эту птицу. Покроши хлеба. Кусочки сала привяжи к ветке дерева. Холода не за воротами. Птице-синице нужна твоя подмога.

Кто силу нечистую на небесах сокрушил, со святых путей согнал? — Михаил Архангел. Нечистая сила сокрылась в болотных падях. Но угасло солнце, и скопище ведьм, а за ними — болезни и несчастия — потащились к человеческому жилью. В старину так думали: «Надеяться на свою сноровку и угляды- не время. Тут бы и к Батюшке домовому на поклон пойти». То, что не даст Батюшка домовой животинушку погубить, за малыми деточками приглядит — это правда. И просили у Батюшки домового люди заступничества, вновь потчевали кашей на масле коровьем, отрезали краюху хлеба, усаживали с добрыми словами — отужинать. В старину верили, что этот день дает силы, приглядывались: «Коли на Михаила иней — то большие снега надо ждать, туманом день начался — быть ростепели»; «Михайло мосты мостит, Николе Зимнему (19 декабря) путь готовит»; «Во что Михайлов день, в то и Николин»

«С Ераста — жди ледяного наста». Настужает, морозит, что ни зорька. Ераст — на все горазд: и на холод, и на голод, и на бездорожную метелицу. Снег ноябрьский часто тает, ледяной корой — настыль. А наслуд — намерзшая ледяная кора — и около плотов на реке, и колодезный сруб — в наслуд оделся, и пригорок. Коли охотник в настыль в лес собрался, снега верного не дождавшись, да не один, а с собакой, то и сам измучится, и у собаки в кровь ноги собьет. Тонкая ледяная кора, что острая коса. А вот наст — это снег слежавшийся, окрепший. Он охотнику путь укорачивает. «Но Ераст, сказано, на все горазд: и на холод, и на голод, и на бездорожную метелицу». Коли солнце на Ераста — да с хорошим обильным снегом, то у рожденного в этот день будет всего гораздо: и жизни, и удачи, и силы. Коли на Ераста слякотно, ненастно — надобно у русской печи у огня подольше побыть. Коли на Ераста суровица(суровая погода — и воет, и дождит, и метет, и морозом рвет), надо с крыльца зиме поклонное слово сказать:Матушка-зима, на что досадуешь, на чтосеодчает?- чудь белоглазую по крыльцу гоняешь, Ераста изводишь, горем день полнишь. Полно, матушка-зима, птицу и зверя, землю и воду мучить. Оправь тонкого золота платок, высоко держи коровий рог, взойди на порог, откушай хлеба-соли.

Зима — она тоже хранительница рода, хранительница студеного времени года. И как в старину баба, зима носила бабий головной убор — кику, рогатую в честь скотьего бога Весела. Зима давала земле -роздых, а скотина в хлевах помогала и крестьянскому житью, и бытью, и долгому веку.

В день Ераста пегую кобылку зима выбирает. Белая кобылка ею уже облюбована, она по слякоти, по киселице уже на белой кобылке покрасовалась. Пришла пора ледостава. Бело стало. Вот зима пегую кобылку и выбирает, чтобы видели в деревнях, как белыми снегами зима прибирает поля и леса, реки и небеса. Укрывает озимые поля, муравьиные кучи. Сугробы все круче. Все теплее,все спокойнее матушке-земле. Было в обычае этого дня: старое да и просто — поношенное, в обиходе ненужное — отдать донашивать. Будь то старый бедный человек или соседка с оравой ребятишек, которых и обуть, и одеть по зиме-то нелегко, надобно не оставить без помощи. Одарить от себя, сердечно: «От меня — тепло, от тебя — терпение». Эти слова нелишние. Они сказывают о чистых помыслах твоих.

Были на Руси малые деревеньки. Да никогда тропа от деревеньки к другой не зарастала, а по зиме — на долгое время не запорашивалась. Не ступали в старину деревенские жители след в след. А торопились свой оставить. След, в след ступая, мол, принимаешь на себя и гнести чужие, и нерадости. А то и ношу болезни непроходимой примешь. Вот деревенская ведунья и углядывала следы. Уж ей-то было ведомо: наступит человек боле носком или пяткой, глубоко ли уйдет в снеговую замять его след? Обережная трава твоя — вероника — Андреева трава, терпка, горька. В венок свитая, приворотная, от лукавого она. И крутит эта трава, и водит околицами, бледно-
голубоватая, с лиловыми горлицами. То она, что крест, держит любимого след, то насылает приворотки на его заботы. То валит отгородки, за которые уводит желанный свое сердце. По старому поверью, коль к милому собралась идти любви пытать, веронику андрееву надо при себе держать. Веронику — змеиную головку. И положить меж собой
и возлюбленным змеиную травку. И она ужалит его. И забудет он все свое нажитое, прочное. И будет желать он тебя и ждать.

Как наслушивали воду в Андреев день? Поутру шли на реку, рубили прорубь, прежде чем зачерпнуть воды, опускались на колени на краю проруби, прижимались ухом ко льду и слушали. Верили, что коли шумная вода, то надо ждать метели, стужи. Коли тихая вода, то зима будет тихой, хорошей. Черпали воду из проруби, несли домой. И когда вода была шумная, то ее не сразу наливали в чугуны, не разливали по лоханям. Сначала надо было воду успокоить, чтобы с этой водой в твой дом шум не вошел.

Когда надумывали гадать ввечеру, надо было одно из ведер незаговоренным оставить в сенях или где в кладовой. Не трогать воды, но помнить, какая она: шумная, тихая? Перед гаданием в три деревянные миски налить воды. Одну вынести под небо. Оставить. Воду в этой миске глядят напоследок: как она замерзнет — горой ли, впалостью? Какой сор будет в воду занесен? Изнутри будет вода сиять или чернеть? Воду в другой миске, коли поутру в проруби вода была шумной, надо заговорить, водя по краю миски рукой.

Чтобы узнать, каким будет Новый год, в неглубокую миску воды наливали, заговаривали:

Посудину с водой несли в холодные сени или ставили под небом на крыльце. Утром глядели. Лед горкой подымется — будет добрым год, с прибылью. Лед застынет ровнешенько — быть жизни прямешенькой. Лед подымется буграми — и горе, и счастье видывать. Лед замерзнет лункой — ущербным будет год.