Все мы еще со школы знаем, что «человек — животное общественное». Но ведь уйма других животных тоже живет не обязательно отдельными семьями, как, скажем, лев со своей львицей и львятами, пока те не подрастут (скопом десяток и тем более сотня львов быстро смели бы все живое в округе и подохли бы с голода). Мы видим стада травоядных, стаи рыб или птиц, стадо обезьян и стаю собак. Стадо обезьян — поверьте социологам и психологам на слово — во многом похоже на людское сообщество, но мы видим его только в зоопарке (т. е. в обезьяньей тюрьме). Стая собак, особенно брошенных городских разнопородных, у всех нас перед глазами, во всей своей натуральной красе. Приглядитесь к этой стае повнимательнее, а затем оглянитесь вокруг и не забудьте посмотреться в зеркало. Не находите ничего похожего?
Чтобы не возникло недоразумений, надо сказать, что человеческое сообщество бывает и стадом. Лошади могут нестись лавиною, сметая все живое. Болельщики и на трибунах стадиона и после матча могут бесноваться точно так же. Стадо диких лошадей можно загнать в пропасть облавою. Стадо людей безо всякой облавы в известных условиях может тысячами затоптать самих себя насмерть. Но это исключение — из правила. Обычно люди живут либо семьей, либо стаей, либо в одиночку (в последнем случае им приходится труднее всего).
Что мы видим в собачьей стае? Прежде всего — самую главную фигуру: вожака. Кстати, это единственное, что роднит стадо и стаю. Без вожака одно разбредется, другая — перегрызется. Во всем остальном это довольно разные организации животного мира.
Сразу за вожаком следуют его возможные заместители — чтобы стая не пропала, если вожак погибнет. Строго по рангам собачьего авторитета. Так сказать, первый вице-премьер, второй, третий… Перед вожаком они стелятся в пыль и ласково помахивают хвостами, зато остальные члены стаи делают то же самое перед ними самими. Дисциплина! Именно она делает стаю — стаей, а не сбродом. Но горе вожаку, если он ослабеет или зазевается. Его мгновенно растерзают, а его место тут же займет первый вице-премьер или, если не сразу ясно, кто первый, а кто — следующий, кто-то станет преемником после ожесточенной грызни. Все это мы видели в московском Кремле и в начале 20-х годов и в начале 50-х… Ах, простите, мы ведь о собачьей стае!
Затем идут все остальные члены стаи — тоже строго по рангам собачьего авторитета. И если возникают сомнения насчет рангов — вопрос решается дуэлью претендентов на пятое или десятое место. Именно этим стая отличается от стада. Стадо делится всего на три ранга: вожак, члены стада и молодняк, который надо всем стадом оберегать от врагов. А в стае обязательно: полковник, подполковник, майор, капитан, старший лейтенант, лейтенант и так далее. У каждого на погонах — невидимые лычки, звездочки и просветы. Чтобы точно знал свое место в стае. Тогда стая во всех жизненных ситуациях ведет себя как стая, а не как кордебалет Большого театра (в котором, правда, свои стаи).
Но самое главное отличие стаи от стада — обязательно наличие в ней слабейшего или даже двух-трех несчастных болонок, брошенных хозяевами и третируемых разными волкодавами, бульдогами и всеми прочими членами стаи, до последней дворняги включительно.
Страх стать такой болонкой заставляет всех членов стаи беспрекословно повиноваться вожаку. Собственно, именно на таком страхе и держится весь карточный домик стаи, так что злосчастная болонка, — по существу, ее, стаи, фундамент.
Ближе всего к собачьей стае — шайка бандитов или тюремная камера, где перестают действовать законы государства, вообще исчезает все человеческое и выжить можно только по законам звериной стаи. Именно там появляется вожак-пахан, его ближайшее окружение — «шестерки», затем друг за другом строго по рангам следуют уголовные «авторитеты», ниже их — случайно попавшие в тюрьму мужики (которые там так «мужиками» и называются, если не скатываются в ряды еще более презренных «козлов»). И всю эту цепочку замыкают один пли несколько слабейших, которых в тюрьме именуют «опущенными», а на воле ими помыкают безо всяких особых титулов.
Заметим, что семья устроена принципиально иначе. Там положение каждого определяется не собачьим рангом, а тем, кем он является в данной семье — отцом, матерью, золовкой, зятем, подростком, ребенком, младенцем и т.д. Да, в некоторых семьях царили и царят звериные нравы: отец или мать ведет себя, как пахан (паханка), запугивая всех остальных участью какого-нибудь забитого нелюбимца. Но это всего лишь разновидность неблагополучной семьи. Патология, а не норма. Но вот когда семья разваливается в прах, а «дедовщина» звериной стаи возводится в ранг государственной политики, тогда мы видим… то, что видим вокруг воочию.
Заметим также, что существование человечьей стаей, неотличимой от собачьей наблюдалось во все времена и наблюдается до сих пор во всех до единой странах мира. В Европе («на Западе») — со своей спецификой. В Азии («на Востоке») — со своей. В Евразии (т.е. там, куда скатилось все самое лучшее и все самое худшее из Европы и из Азии) — со своей.
Лучшее обычно не замечается, считается как бы само собой разумеющимся. А худшее бросается в глаза, очень огорчает и вызывает к жизни разные статьи разных Чаадаевых, на которые начальство сильно гневается, объявляя авторов сумасшедшими.
Но мы здесь хотим сказать не о лучшем или худшем, а о том, что видим собственными глазами. Приглядитесь к любой детской, подростковой, молодежной, взрослой компании, к любому коллективу людей на производстве, в быту, на досуге — за рамками семьи. Вы неизбежно увидите те черты стаи, о которых только что говорилось. От заводского цеха и до кафедры вуза или педагогического коллектива школы, от бывшего пионеротряда или даже октябрятской звездочки до столь же бывшего райкома комсомола или Политбюро ЦК КПСС. Мы уже говорили, что спастись от стаи можно только либо в семье — в хорошей, нормальной семье,- либо в монастыре. Правда, в монастыре тоже не ангелы, а люди, хоть и монахи. Но настоящий Раб Божий не будет подлаживаться к сильному и не будет обижать слабых. Ему должно быть безразлично, какое место он занимает в церковной или светской иерархии: он весь душой и телом у Престола Божия. А если остался в миру, то не избежать тебе подчинения силе, даже если избежишь соблазна подчинить себе слабого.
Наверное, при моем характере родителям надо было назвать меня не Игорем, а Алексеем-Человеком Божиим и отдать с четырех лет в монастырь, чтобы я там умерщвлял свою плоть примерно так же, как я и делал это в своих виртуальных мирах с четырех до двадцати двух лет, но только с другими книгами, с другими мыслями, с другими стремлениями. Но в 20-х годах монастыри были разгромлены, и я мог попасть только в стаю, в звериную детскую стаю. И там, не понимая еще толком, что к чему, с тоскою обнаружил, что по характеру своему не гожусь ни в паханы, ни в «шестерки», ни в изгои из «опущенных».
И тогда я ушел безо всякого еще не существовавшего Интернета в свой собственный виртуальный мир. Даже в целых два виртуальных мира, не имевших ничего общего друг с другом.
И.В. Бестужев-Лада, «Свожу счеты с жизнью», Москва, Алгоритм, 2004 г стр.123-125