Свожу счёты с жизнью: Студент как самая злосчастная разновидность земной фауны

Все живое на земле, за рамками неорганического мира, делится на флору (растительный мир) и фауну (мир животных). Тот и другой подразделяются на множество разных видов и подвидов, причем некоторые трудно отнести к чему-то определенному. По некоторым признакам, это — безусловно, животные (порой довольно опасные). По другим — периодически ведут сугубо растительную жизнь, неотличимую от разных мхов-лишайников. По третьим — являются тем самым лежачим камнем, под который, по пословице, вода (сиречь, знания) не течет. И вдобавок способны заполонить собой все и вся, как кристаллы. К таким уникальным видам материи относится, например, студент.

Одна из наиболее беззастенчивых разновидностей фауны нагло присвоила себе хвастливое самоназвание «гомо сапиенс» (человек разумный). Не только не имея на это ровно никаких оснований, но, напротив, каждодневно демонстрируя своими деяниями крайнюю степень неразумия — и ничего, кроме неразумия. Однако даже для достижения неразумия требуются определенные время и усилия. Поэтому человеку якобы разумному приходится предпосылать человека, стремящегося стать таковым. Назовем такого предчеловека, в отличие от «гомо сапиенс» — «гомо студиенс» (человек обучающийся — я не очень силен в латыни, поэтому прошу извинения за возможные неточности в суффиксах и префиксах). Издевательски — студиозус, созвучно родственному термину «оболтус». В просторечии — студент.

Но и студентом становятся не сразу. Ведь студент — это тот, кто стремится стать «человеком разумным», т. е. что-то изучает под руководством учителя. Ему предшествует нечто среднее между булыжником, мхом и щенком, которое стремится совсем к другому, либо вообще ни к чему полезному не стремится. Тем более что-то изучать. Кроме, разве, различных способов нарушения общественного спокойствия. Его приходится учить элементарным навыкам умственного труда, чтобы он научился что-то изучать. Поэтому его было бы ошибочно называть «человеком изучающим» — студентом. Ему более подходит титул «школяр» («школьник»), проходящий школу умственного труда, с тем, чтобы немногие, добившиеся хоть каких-то успехов на сем поприще, стали, наконец, студентами.

Трудность заключается в том, что граница между школяром и студентом весьма относительна и расплывчата, намного туманнее границы меж флорой и фауной. Есть школяр, неотличимый от студента еще на горшке малышовой группы детсада. И есть псевдостудент, неотличимый по уровню сознательности от сидельца на горшке, даже будучи именным стипендиатом. Кроме того, нормальный переход школяра в студента чрезвычайно затрудняют три совершенно посторонних в данном процессе фактора: родители, учители и руководители органов образования.

Много лет назад в секторе социального прогнозирования Института социологии Российской Академии наук была разработана теория классовой борьбы в школе, по сравнению с которой марксистско-ленинская теория борьбы классов как движущей силы истории — просто апология бесконфликтности.

Согласно этой теории, в школе (до высшей включительно) действуют целых четыре разных класса, не только не имеющих ничего общего меж собой, но ориентирующиеся на прямо противоположные ценности и потому смертельно враждующие друг с другом.

Самый тяжко страдающий и наиболее угнетенный класс — учащиеся. По грубо ошибочному предубеждению представителей остальных трех классов, считается, что дети (включая студентов) приходят в школу за знаниями. На самом деле знания, на данной стадии перехода от обезьяны к человеку, интересуют эту публику меньше всего — только как неизбежное зло. Нечто вроде необходимости потратиться на билет, чтобы покататься. Нормальный школяр приходит в школу просто пообщаться. Точнее, удовлетворить острейшую потребность каждого человека вообще и молодого человека особенно в самоутверждении, т. е. в том, чтобы его хоть за что-то уважали и чтобы на этом основании он мог хоть немного уважать себя, без чего личность никак не может состояться. Ну, а все остальное — в том числе и знания — это постольку поскольку…

Гораздо более многочислен и могуществен другой класс — родители, включая бабушек, дедушек и прочих родственников. Как известно, родитель — категория не столько социальная, сколько биологическая, даже можно сказать, зоологическая. Он костьми ляжет и душу не пожалеет за своего любимца. Не остановится буквально ни перед чем — от взятки до терроризма — чтобы вывести свое потомство в люди. Однако отношения с потомством понимает своеобразно, не делая ровно никаких различий между одинаково любимыми ребенком и кутенком. И тот, и другой, по убеждению хозяев их судьбы, обязаны существовать только ради двух якобы целей их жизни: во-первых, радовать благонравным поведением; во-вторых, приносить возможно больше грамот и медалей. Щенок-кутенок — с выставки собак. Щенок-ребенок — из школы. Заметим, что в жизненные планы кутенка и ребенка эти ценности не вписываются никоим образом. Но любящие родители всегда готовы загнать любимого ребенка в гроб, лишь бы он принес с выставки (пардон, из школы) лишнюю медаль на хвосте.

Третий класс — педагоги. Это профессионалы. И, как всякие профессионалы, заботятся, прежде всего, об условиях и оплате своего труда, ничем не отличаясь от других служащих, до президента страны включительно. И если платят поурочно — готовы дать ребенку 25 уроков в сутки, а там — хоть трава не расти. И если вынуждают сеять нечто прямо противоположное разумному, доброму, вечному — будут сеять все, что прикажет начальство, как сеял раньше крепостной под розгами барина. Заметим, что при всей гуманности настоящего педагога, ему дела нет до амбиций ни родителей, ни их отпрысков.

Наконец, четвертый класс — управленцы всех уровней — от инспектора до министра. Им, как и всем управленцам в мире, важнее всего благополучная отчетность о вверенной им епархии. И сколько ни кляни «процентоманию», «успеваемость» и прочие орудия труда управленцев — это единственное их орудие труда. Ничего иного не придумано. Значит, нужно либо упразднять управленцев и доверять каждому педагогу учить, как тому Бог на душу положит. Но Бог-то един, а педагоги — разные. И иные такому научат… Либо сохранять управленцев, и тогда считаться с показателями, на которые ориентирован их труд Излишне добавлять, что управленцам глубоко чужды заботы представителей трех первых классов. Равно, как и тем — отчетность управленцев.

Вот в таких обстоятельствах и приходится превращать камень в мох, а школяра — в студента. Горький опыт показывает, что делать это надо осторожно, постепенно и по возможности без кровопролития. С учетом того, что настоящих студентов, из которых потом получаются хорошие дипломированные специалисты, — считанные проценты молодежи. Не больше, чем сумасшедших. Так сказать, столько же и таких же дебилов и уродов не от мира сего — только с прямо противоположными знаками. Поэтому готовить их (не сумасшедших, конечно) необходимо поэтапно и дифференцированно, как сугубо штучный, не серийный товар.

Первый этап в этом процессе — выявление склонностей школяра, Желательно еще на стадии всеобщего дошкольного образования. Неважно, если произойдет ошибка. Пусть даже несколько ошибок. Намного лучше поправиться, сто раз поправиться, чем дожить до преклонных восемнадцати и понятия не иметь о своей дороге в жизни, что является вопиющим педагогическим браком. При этом надо по возможности избегать престижных — точнее псевдопрестижных — соображений. Например, возможно более доходчиво разъяснять, что в свое время именно по этим соображениям деятелей науки и искусства у нас развелось в самом буквальном смысле слова как собак нерезаных и сегодня их приходится дорезать нищенскими зарплатами. На смену одной моде пришла другая — экономисты- менеджеры, юристы-адвокаты и психологи-социологи-политологи. Их за последние десять лет наготовили столько, что под такое количество специалистов требуется совсем иная экономика, иная психология, иное общество. Значит, каждый должен состояться в жизни головой выше толпы посредственностей. Поэтому неважно — где, важно — кем и каким.

Второй этап в том же процессе — выявление способностей. Склонности могут быть и такие, и сякие. Но если они не подкреплены способностями — грош им цена. А способность — такая штука, которая проверяется только делом. Порой неделями, месяцами и годами.

Следовательно, разум подсказывает, что между школяром и студентом должна существовать промежуточная категория, помогающая первому лучше профессионально ориентироваться, прежде, чем превращаться во второго. Такая категория и есть во всех цивилизованных странах мира. Она называется, как и последующая, «студентом университета». С небольшим уточнением: «студент такого-то профессионального колледжа такого-то университета». В таком случае школяр несколько лет пробует себя как студент по избранной им профессии, меняет ее, если ошибется, и только успешно окончив колледж, становится действительным студентом в бакалавриате, магистратуре и докторантуре университета.

Если же его из общеобразовательной школы начинать готовить прямо в дипломированные специалисты, то получается, во-первых, чудовищный (до трети поступивших!)отсев на первом-втором курсах, признавших ошибочность своего выбора; во-вторых, совершенно недостаточный процент выпускников, идущих после окончания вуза работать по своей специальности (сплошь и рядом менее пятидесяти процентов, иногда вообще — считаные проценты); наконец, в-третьих, огромное количество сломанных жизней у людей, работающих по полученной специальности, но слишком поздно осознавших, что выбрали не ту дорогу в жизни…

Недаром же у нас сегодня хороших писателей и певцов из врачей намного больше, чем хороших врачей.