Свожу счёты с жизнью: Сколько получали и почем покупали у нас в 1948-м

В одном из предыдущих рассуждений мы пытались разобраться с поражающим воображение вопросом: как могли существовать москвичи (и не только они) в мире 30-х годов, как вообще можно было жить без холодильника, телевизора, мобильника, компьютера, не говоря уже о таких пустяках, как отдельная квартира, личная автомашина и прочие мелочи жизни. Понятно, школьником, да еще баловнем в однодетной семье, плохо представлял себе доходы и расходы. Знал только, что за мороженое надо платить от 10 до 20 копеек, а за эскимо — целых сорок. На том же уровне располагались кино и прочие удовольствия. Жизнь моя сложилась так, что до самой вузовской стипендии мне даже карманные деньги никогда не требовались. Просто выдавали сначала гривенники на мороженое или кино, а потом — рубли на складчину или подарок другу на день рождения.
Я не стал бы возвращаться к этой теме и применительно к послевоенным пятнадцати годам (1946-61), после чего, как помнят те, кто постарше, резко изменился в цене рубль (новый — за десять старых) и началась революция покруче Октябрьской: массовый переход от сельского к городскому образу жизни. Если бы в моих записных книжках тех лет случайно не наткнулся на страничку, где был расписан мой студенческий месячный бюджет образца 1947/48 года, накануне отмены карточной системы. Что, правда, мало изменило уровень жизни подавляющего большинства населения страны. Эта страничка вызвала лавину воспоминаний и мыслей, каковыми делюсь с читателем.
Прежде всего, надо уточнить реальные масштабы помянутой странички. Нельзя забывать, что в 1946-1955 гг. СССР был не тот, что в 1921-1929-м, но гораздо ближе к этим годам, чем к тому, что получилось после 60-х — 70-х. В 20-х годах 9 из каждых 10 человек жили в избах (хатах, саклях — в том числе в малых городах и по окраинам крупных). А 9 из 10, живших не в избах, мыкались в бараках или «коммуналках» по полсотни душ на один унитаз и на один кран в общей кухне. В свою очередь, ничтожно малая доля оставшихся делилась в той же пропорции на подавляющее большинство живших по принципу «одна семья — одна комната» (в квартире из двух-трех комнат) и совсем уж единицы живших по принципу «одна семья — одна отдельная квартира».
B 1946-1961 гг. большинство населения все еще жило либо в деревне, либо как в деревне. Оно, как крестьянство в дореформенной России, делилось на две категории. Тогда это были крепостные и государственные (удельные и т. п. лично не закрепощенные) крестьяне. Теперь (1946-1955 гг.) это стали колхозники, либо «совхозники», мало чем отличавшиеся от поселково-городских низкоквалифицированных или вовсе не квалифицированных «разнорабочих» в тех же избах.
Первых силой заставляли работать без зарплаты, только за право пользования приусадебным участком, который не давал умереть с голода. Сегодня (90-годы — начало XXI в.) так живет на своих «сотках» примерно треть населения России, получая грошовые пенсии, подрабатывая и приворовывая, как придется. Тогда так жило большинство людей, фактически безо всяких пенсий (если и получали, то несколько десяток в переводе на сегодняшние деньги), без реальной возможности подработать или украсть.
Вторые и третьи получали минимальную — по сути, символическую — зарплату, прожить на которую без подсобного хозяйства все равно было невозможно. Все это к тому, что дальше речь пойдет о том заведомом меньшинстве населения (примерно от четверти до трети), которое жило за счет большинства. Ну, как сегодня Москва жирует за счет всей России (точнее за счет ее нефти, газа и других природных богатств), а США — за счет всего мира. Это меньшинство не нуждалось в подсобном хозяйстве, потому что могло в обмен на бумажки, именуемые рублями, прокормить себя, снабжать всем необходимым.
В свою очередь, эти люди располагались по предельно приземистой пирамиде, с острой (очень малочисленной) верхушкой и широким основанием, где по убывающим доходам обреталось подавляющее большинство — до 90, если не до 99% живших на зарплату.
На самом верху пирамиды восседал вождь (дуче, фюрер, великий кормчий и т.д. на всех языках мира).
Теоретически он числился генсеком ЦК партии — хотя в последние годы не любил, когда его так называли — и должен был получать соответствующую зарплату (не очень высокую, потому что еще существовали чисто идеологические пережитки «партмаксимума» согласно которому любой служащий не мог получать больше квалифицированного рабочего). Из которой, как все, обязан был платить партийные, профсоюзные и многие другие взносы. Из которой должны были вычитаться налоги. Он, как все, в добровольно-принудительном порядке должен был отдавать в совокупности за год одну месячную зарплату на госзаймы, платить в Осоавиахим, Красный крест и т. д. — все это в совокупности уменьшало номинальную зарплату примерно на четверть.
Возможно, какой-то холуй ежемесячно входил к вождю в кабинет и подавал по меньшей мере одну, партийную ведомость, где вождь обязан был расписаться, потому что страницы партбилета, профбилета и т.д. были разграфлены по годам и месяцам, в каждой графе указывалась сумма дохода и взноса, с подписью секретаря местной организации, подкрепленной штампом.
Это, если вождю такая процедура могла доставить удовольствие («как простой советский человек!»). Скорее всего, соответствующие билеты (наверное, всюду стоял №1 или №2, после Ленина) оформлялись автоматически кем-то из обслуги, потому что вождь на самом деле вовсе не «простой человек», даже вообще не человек, а сверхчеловек, надчеловек. И все человеческое — тем более, такие пустяки, как ежемесячные взносы,- ему должно было чуждо просто по определению. Хотя на практике — смотря что понимать под «человеческим». Зависть, например, злобность, мстительность и т. п.
Возможно также, что какая-то пачка купюр лежала у него в столе, а несколько купюр — в кармане. И он мог, скажем, протянуть сторублевку сыну Василию, дочери Светлане или кому-то из обслуги. Но невозможно представить себе ситуацию, в которой ему за что-нибудь с кем-нибудь приходилось бы расплачиваться. Стол у него был накрыт круглосуточно, как у грузинского князя XIX века, согласно его пожеланиям — в том числе для любого количества ожидаемых гостей. Одевало его спецучреждение, равнозначное кухне. Точно так же обстояло дело с медициной и прочим обслуживанием. Транспорт у него, мягко говоря, был бесплатный, потому что машины подавались к дверям не со счетчиком. Мало того, для него одного прокладывались многокилометровые линии тайного метро. В Большой театр ему не надо было стоять в очереди за билетами, а в другие, насколько известно, он не заглядывал. Кинофильмы ему доставляли персонально в спецзал. Практически он мог позволить себе на халяву ВСЕ. Но позволял, насколько известно, лишь типичное для тифлисского духанщика преклонных лет.
Хорошо известно, что Сталин в эти годы был сравнительно равнодушен к женщинам, и если с ним временами случался такой каприз — под него ложилась беспрекословно любая пришедшая ему в голову особа противоположного пола. Если бы он обладал темпераментом некоторых членов Политбюро — к его услугам было неограниченное количество любых женщин (намного больше, чем какие-то жалкие 3000 наложниц великого князя Владимира). От последней секретарши или буфетчицы до первейшей красавицы-артистки, не говоря уже о таких пустяках, как кордебалет или команда девушек-спортсменок. Если бы обладал темпераментом Берии, мог бы разъезжать по Москве, затаскивать в машину любых приглянувшихся женщин, девушек, девочек, причем далеко не всякая Окуневская дала бы ему за это пощечину. СССР — это тебе не фантастическая Франция времен Фанфана-Тюльпана, где девушка могла дать пощечину королю, не получив за это 25 лет лагерей. Короче, Сталин, как царь Соломон (тут разница — только в разном качестве разума) мог бы бесплатно завести 800 жен и девиц без числа. Только, судя по имеющимся свидетельствам, ему это было не нужно.
Все то же самое, только по стремительно сужающимся масштабам, было доступно всей так называемой партгосноменклатуре — от членов ЦК, наркомов, а потом министров, генералов и директоров, разных областных-районных секретарей-председателей и их замов до самого последнего коменданта Гулага, которому тоже полагался спецпаек, даровой транспорт и прочие радости жизни, вплоть до даровой наложницы в виде буфетчицы или секретарши. Ну, совершенно как в начале XXI века у кавказского владельца ларька на московском рынке с его гаремом в лице украинской одалиски-продавщицы.
Вся остальная «зарплатная» публика делилась, как и всюду в мире, на высший, средний и низший слой, по-разному выглядевшие при карточной системе и после нее.
В военные и первые послевоенные годы популярен был анекдот, согласно которому население СССР составляли «торгсеньоры, блатмайоры, литер-аки, литер-бяки и кое-каки».
«Торгсеньоры» — это так называемые «снабженцы», т. е. лица, причастные к распределению разных благ. Например, директор магазина, базы, склада, столовой и т.д. А также их замы и помы — до последнего сторожа или продавца, если тот сумел присосаться к кормушке. Формально они ни к какой номенклатуре не принадлежали, но фактически жили пошикарнее Сталина — до квартир, дач и наложниц включительно.
Кому хочется посмотреть на типичного такого экземпляра, так сказать, живьем — может купить видеокассету с фильмом «Близнецы» как раз тех времен и полюбоваться там на блистательного Жарова в соответствующей роли, причем полностью в рамках соцреализма. Понятно, эта публика, как и сегодня, смыкалась с верхами уголовного мира. И понять, где кончается «снабженец» и начинается уголовник, было практически невозможно.
Впрочем, это не в 40-х годах началось и не этими годами кончилось. Еще Суворов, если не ошибаюсь, со знанием дела утверждал, что любого военного интенданта после года службы можно со спокойной совестью расстреливать, как казнокрада, без суда и следствия.
Сегодня этот вердикт безо всяких оговорок можно применить ко всем без исключения организмам, паразитирующим на государственном добре.
«Торгсеньор» обычно наворовывал (и продолжает делать это до сих пор) столько, что мог и может облагодетельствовать уйму родных и близких. Мне лично уже в 70-х годах приходилось знакомиться с уголовным делом обычного директора столовой, который при 80-рублевой зарплате (эквивалентной 800 рублям полвека назад и сегодня, в начале XXI века) сумел накопить на две личные автомашины, на две кооперативных квартиры для двух своих домохозяек с детьми и на две дачи для двух этих семей. Понятно, что любой паразит, присосавшийся к «торгсеньору», как тот — к госдобру, автоматически превращался в «блат-майора», жившего на голову выше прочих смертных.
Далее следовал высший слой служащих-специалистов, которые формально в номенклатуру не входили и многими ее привилегиями и льготами не пользовались, но получали продукты и некоторые другие товары по особой карточке с огромной буквой (литерой) «А».
Можете не сомневаться, что этот набор продуктов и всего прочего так же отличался от «обычного», как сегодня «шведский стол» от помойки. Это и были «литер-аки» — скажем, завотделом ТАСС, эквивалент нынешних радиотелебоссов.
Между высшим и низшим слоем органично вписывался средний. С такой же особой карточкой, но у которой наверху красовалась буква не «А», а «Б» («литер-бяки»). Например, моя собственная будущая теща, особый редактор ТАСС, на которую сваливались важные поручения по срочным переводам с немецкого на русский и обратно, за что была поощрена именно таким литером. В результате в «спецстоловой» на одну такую карточку могли прокормиться две женщины, в том числе выкормленная таким способом моя будущая жена. С «обычной» карточкой такой номер не прошел бы просто по количеству калорий. Хотя до литера «А» тут было — как от земли до неба.
Остальные 99% обладателей карточек (напомним еще раз, что карточки получало меньшинство населения — большинство оставалось «на подножном корму» своего приусадебного участка), в свою очередь, отличались от «литер-бяков» намного больше, нежели те — от «литер-аков». Они получали каждый месяц два разграфленных по дням листочка. На одном в каждой графе красовалось слово «хлеб» с указанием количества граммов. На другом в графах стояли слова «мясо» (оно же могло означать и «рыбу»), «масло» (большей частью подразумевалось подсолнечное) и «крупа» (способная обернуться макаронами).
В последней карточке тоже указывались граммы. Но не на день, а на весь месяц. Это представлялось чем-то вроде «соуса» к основной, хлебной, потому что прожить, скажем, на несколько дохлых рыбешек, бутылку постного масла и кулек-другой макарон целый месяц было просто физически невозможно.
В основу хлебной карточки был заложен «фунт лиха» — ровно 400 (позднее 300) граммов в день, которые полагались учащимся и иждивенцам. Опыт показывает, что это — тот минимум, ниже которого человек начинает умирать с голода не медленно, а быстро (напомним, что в блокадном Ленинграде дневная норма хлеба составляла 125 г). Работникам умственного труда (служащим) добавлялись еще 200 г. А работникам физического труда (рабочим, к которым приплюсовывались ИТР — инженерно-технические работники) — целых 400 г, потому что физический труд требует большего расхода калорий, нежели умственный. При этом рабочие и служащие (включая студентов), в отличие от дошкольников, учащихся школ и прочих иждивенцев, могли получить, вместо этих двух карточек, одну — на завтрак, обед и ужин (с хлебом).
И не дай Бог, если карточку потерял или украли. Это все равно, что на месяц заблудиться в лесу. Теоретически, конечно, можно было прокормиться и на рынке, но зарплата рядовых рабочих и служащих измерялась тогда сотнями рублей, и по карточкам питание обходилось в 200-300 р. на месяц, а на рынке одна лишь буханка хлеба стоила сотню, бутылка водки все пятьсот. Так что без карточек особенно не разгуляешься.
В конце 1947 года карточки отменили, Но деление общества на высший, средний и низший слой (за рамками полностью сохранившейся «номенклатуры» с ее льготами и привилегиями) осталось, только счет пошел на чистые деньги, без карточных купонов. Никуда не девались также «торгсеньоры» и «блатмайоры», расцветавшие по нарастающей вплоть до наших дней. Сегодня, как известно, очень даже расцветшие — не сравнить с их жалкими предшественниками полвека назад.
Доходы высшего слоя — это была верхушка дипломированных специалистов, деятели науки и культуры, а также чиновников, не входивших в «номенклатуру» — варьировались от нескольких тысяч рублей в месяц (ориентировочно от 2-3 для большинства до 5-ти тысяч для меньшинства) до нескольких десятков тысяч для особо выдающихся единиц. Показательны в данном отношении тогдашние анекдоты.
Леонида Утесова якобы спросили, как он сводит концы с концами. Тот якобы ответил: у меня каких-то паршивых пятьдесят тысяч в месяц, у дочери — пять тысяч (знаменитая Эдит, про которую сложили частушку: «О, Эдит, о, Эдит, твой отец знаменит, но хотелось бы знать, кто, Эдит, твоя мать?»), у ее мужа-инженера — пятьсот, так что втроем выкручиваемся.
Сергей Михалков, которому якобы надоели жалобы жены на безденежье, якобы сказал ей: Вот тебе десять тысяч — и живи, как все люди (комизм слов состоял в том, что «все люди» зарабатывали в лучшем случае чуть больше утесовского зятя-инженера).
Конечно, это — анекдоты. Но, как и всякая правда, в которой есть доля шутки, они дают представление о разрыве доходов между «верхом» и «низом» не в несколько раз, как в цивилизованных странах, а в десятки и сотни раз, как в нецивилизованных. А ведь Утесов и Михалков были сущими бомжами по сравнению с любым секретарем обкома (формальная зарплата намного ниже, чем у Эдит) или с подпольным миллионером-снабженцем (который платил партвзносы с пятисот рублей оклада). Так что сегодняшняя пропасть между банкиром и учителем появилась не вчера.
У меня был знакомый отец семейства в Ленинграде и позже такой же родственник в Москве. Оба персонажа не раз упоминались на этих страницах. У обоих инженеров-управленцев высшего класса доходы колебались от 3 до 7 тыс. р. В месяц. И на шее у каждого полностью или частично сидело от 3 до 7 иждивенцев и полуиждивенцев. Не говоря уже о разных приезжих дотационных личностях.
Доходы среднего слоя — квалифицированных рабочих и «средних» служащих вне рамок «номенклатуры» — укладывались в диапазоне 1-2 тыс. р. Тут же вспоминаю отца — заурядного «среднего» чиновника министерства с его 1400 рублями, на которые он содержал если не семью, то уж точно две трети семьи, потому что жена и сын вместе приносили в дом гораздо меньше. Да еще сотню-другую посылал в деревню родителям, не говоря уже о постоянных гостях.
Наконец, доходы низшего слоя измерялись не тысячами, а сотнями рублей.
На самом низу мыкались бедолаги: неквалифицированные «разнорабочие» и студенты «обычных» вузов или техникумов. Им платили 200-300 р. в месяц (самая низкая зарплата, о которой я слышал, — 180 р., а самая высокая стипендия на этом уровне была у моей будущей жены — целых 300 р.). На эту сумму было невозможно прожить без подсобного хозяйства или регулярных посылок из деревни или родительской помощи или разных «подработок» вечерами-ночами.
Наверху низшего слоя всплывали хоть немного квалифицированные рабочие и опытные служащие, в работе которых было особо заинтересовано начальство. Типичный пример — моя мать, учительница начальной школы или библиотекарь с зарплатой в 790 р. На эту сумму можно было с трудом выжить самой, но невозможно было ни содержать хоть одного иждивенца, ни помогать сыну-студенту, ни покупать какие-то сравнительно дорогие товары длительного пользования — скажем, что-то из мебели.
В МАИ я начинал с самого «низа» — с двухсот с чем-то рублей стипендии, на которые не смог бы выжить без «подработок» или, в моем случае, без родителей. А в МГИМО, где стипендия была повышенная изначально, быстро добрался до стипендии отличника и почти догнал мать, т. е. перешел на самообеспечение хотя бы по самым неотложным статьям расходов.
Вот так это выглядело на рубеже 1947-48 гг. на обороте какой-то странички из моей записной книжки того времени:
Номинальная стипендия — скорее всего 500 р., потому что налогов, мне говорили, со стипендий не брали, а вот одну месячную зарплату или стипендию в год якобы взаймы государству — вынь и положи (соответствующие облигации подтверждают это воспоминание). И поскольку из такой суммы вычиталась ровно одна двенадцатая — сорок рублей, то все совпадает.
Реальная стипендия («на руки») — 460 р.
Взнос в ВЛКСМ (3%) — должен быть 15 р., указано почему-то 15 р. с копейками.
Профвзнос (1%) — должен быть 5 р., указано почему-то 4 р. с копейками.
Столовая (завтраки, обеды, ужины по карточкам, заменявшим у нас хлебную и «продуктовую» — на мясо, масло и крупу) — 200 р.
Театр и кино — 20 р.
Проездные (электрички и метро) — 30 р.
Папиросы — 40 р.
«Англ.» — ? — 50 р.
Резерв — 100 р.
Итого — 460 р.
Надеюсь, все более или менее ясно. На мой взгляд, требуются лишь два комментария:
Во-первых, непонятное «англ.». Не думаю, чтобы это была плата за «второй», в данном случае, английский язык — хотя все может быть. Два из четырех членов нашей языковой группы такую сумму не потянули бы — у них каждая копейка была на счету из-за слишком скудной родительской помощи. И даже для меня это был крупный убыток. Скорее это была плата за обучение в вузе. У меня сохранилась квитанция из МАИ и с первого курса ИМО (Московский государственный институт международных отношений) ровно по 200 р. за четыре месяца каждого семестра — как раз получается искомая полусотня, от которой освобождали «малоимущих», и сохранились документы, по которым я стремился попасть в их число, но не помню, удалось-ли, потому что наша семья была на пороге бедности, а не за порогом, как некоторые другие. Вряд ли это могло означать «заначку», потому что ее не трудно было включить в «резерв»: мне было нечего и не от кого скрывать. Словом, загадка природы.
Во-вторых, зачем резерв и на что он предназначался? Две главные статьи ясны: это — одежда (запомнил 268 р. за ботинки, в ведь были еще пальто и костюм, шляпа и перчатки, на которые надо было копить месяцами при всех родительских дотациях), и это — отпускные (те три сотни рублей, которые я возил в Ленинград, а также не меньше сотни каждый раз дважды в Саранск и Ладу). Но могли быть и другие непредвиденные расходы — например, участие в «складчинах» всех четырех моих молодежных компаний.
Надеюсь написано достаточно, чтобы составить общее представление на сей счет и сопоставить его с нынешним положением вещей.

И.В. Бестужев-Лада, «Свожу счеты с жизнью», Москва, Алгоритм, 2004 г

Не нравитсяТак себеНичего особенногоХорошоОтлично (7 голосов, в среднем: 5,00 из 5)
Загрузка...

Оставьте комментарий