Свожу счёты с жизнью: Двигатели внутреннего сгорания

Наука учит нас, что мироздание состоит из мира и антимира, из материи и антиматерии, то есть той же материи, но с качественно иными, может быть, даже с противоположными свойствами. Соответственно в странах мира есть силы зла и силы добра (увы, не всегда кончающие добром). Есть Бог и есть Диавол. Есть экономика и есть «теневая экономика».Культура и контркультура. Закон и «вор в законе». Шайка бандитов; пахан, его шестерки и т.д. И отряд полиции: капитан, его лейтенанты, сержанты и др. Причем, как известно, далеко не всякий полицейский — ангел.

Так случилось, что моей родной страной больше тысячи с четвертью лет правила шайка разбойников. Под разными названиями — но разве в названиях дело? Понятно, она должна была иметь и свой антипод — так сказать, «антишайку». Не только беспримерную в мире покорность жертв, над которыми тысячу лет измывались, как умели и могли. И не только беспримерную ярость жертв, доведенных до отчаяния,- всегда жесточайше потопляемую в крови. Нет — людей, которые меньше всего могли считаться жертвами разбойников и тем не менее выступали с прямо противоположных позиций.

Первыми такими людьми, чтобы не забираться в глубь веков с их спецификой церковного раскола и пр., были просветители конца XVIII века. Ну что мешало им, дворянам, да еще некоторым из них на очень хлебных таможенных должностях, жить припеваючи?

Оказывается, такие абстрактные понятия, как совесть и честь, Сотни тысяч тогдашних дворян были уверены, что живут по совести, а покушению на свою честь девять из десяти среди них предпочли бы смерть. И лишь менее десятка человек из этих сотен тысяч вслух признались, что совесть и честь, с одной стороны, и крепостничество, с другой,- несовместимые вещи.

Следующими были декабристы — о них мы уже говорили (Внимание:см. Судьба села — судьба России).

Далее идут террористы разных наименований. У них — очень сложная история, которая заслуживает специального внимания за рамками нашего повествования. К ним мы вернемся позже. Здесь укажем лишь, что одна из шаек террористов, ничем существенным не отличавшаяся от афганских талибов, которые появились столетием позже, дуриком дорвалась до власти и превратила Россию 20-х — 80-х годов XX века в Афганистан 90-х. Иными словами, стала такой же разбойничьей шайкой, как и та, которую свергла, как и та, которая потом свергла их.

Однако наследниками декабристов были не только террористы. Были еще и интеллигенты, к которым сегодня себя причисляют миллионы не имеющих с ними ровно ничего общего.

Подлинный стопроцентный интеллигент — это человек так называемой свободной профессии: литератор, врач, юрист, педагог, инженер, артист, художник, композитор и т. п. Живущий не на жалованье, а на гонорар, т. е. материально независимый ни от властей, ни от «хозяина». Но не это главное. Главное — в его образе мыслей и образе жизни. Его повседневной заботой являлись судьбы человечества и лишь в связи с ними — судьбы родной страны. Сравнительно немного забот о родных и близких. И совсем никаких — о себе самом. Кроме того, интеллигента отличала способность каждый день перерабатывать на порядок больше информации (проще говоря — читать и слушать), чем это делал любой чиновник, от писаря до царя. Не говоря уже об иных-прочих. Интеллигент, в отличие от неинтеллигента, органически не мог возвышать себя унижением других. Ни холуйствовать перед вышестоящим, ни хамить нижестоящему, ни даже просто равнодушно пройти мимо обратившегося к нему человека, ни унизить себя руганью, ни «возвысить» себя любым отличием в одежде, любой жестянкой на груди. Ни украсть что бы то ни было — как бы плохо оно ни лежало, вплоть до невозможности чужого текста под своей фамилией.

Читатель, наверное, уже догадался, что интеллигентом в полном смысле этого слова был только Господь наш Иисус Христос (буддисты, возможно, вспомнят в этой связи и о Будде, но это уже их проблемы). К несчастью, ни один из его последователей таких вершин не достиг, и можно говорить лишь о той или иной степени интеллигентности человека, претендующего на звание интеллигента.

В России второй половины XIX — начала XX в. было не более десятка тысяч семей, которые обладали сравнительно высокой интеллигентностью. Ну и еще, может быть, сотня-другая тысяч семей, отвечавших таким требованиям хотя бы частично. В 1917-1920 гг. их большей частью истребили уже упоминавшиеся террористы, уцелевшие бежали или были высланы за границу, оставшиеся переродились в «советскую интеллигенцию», которая отличалась от досоветской сильнее, чем драгоценности от бижутерии. В огне этого тотального погрома инакомыслящих появились «комсомольцы восемнадцатого года». Не несколько тысяч подпольщиков-террористов, которые подготовили и провели государственный переворот. Не сотни тысяч примазавшихся к правящей клике «попутчиков», готовых на все ради своих пайков. А несколько десятков тысяч молодых людей, которые искренне поверили в реальность поведанной им утопии и сделали все мыслимое и немыслимое, чтобы претворить ее в жизнь.

Горстку заговорщиков, окопавшихся в московском Кремле, поддержал вовсе не народ. Народ, наоборот, восстал против них, как только увидел, что его поманили землей и обманули. И даже не пятимиллионная армия, набранная принудительно из крестьян и уже в 1921 г. показавшая в Кронштадте, что полагаться на нее одну больше нельзя. И уж тем более не многосотнетысячная «номенклатура», которая предала и продала бы своих вождей любым новым, если бы те взяли верх. Советскую власть упрочили несколько десятков тысяч молодых энтузиастов, каждого из которых окружавший их народ любил, а не ненавидел. За которыми шли не из страха, а доверяя им. Таких, как мой отец.

Большинство из них были истреблены в огне Большого Террора 1930-х. Кто уцелел — большинство полегли на полях Великой Отечественной. Ведь это они поднимали в атаку роты и батальоны не матом из блиндажа, а первыми, со знаменем в руке. Выжили чудом, не потеряв своей совести и чести, лишь единицы. Как мой отец.

Сегодня это — такая же история, как просветители, декабристы, интеллигенты (настоящие). И те, и другие, и третьи, и четвертые вряд ли обрадовались бы, увидев, что получилось из России во второй половине XX века. Нам негоже судить их нашим судом. Ибо они — достояние нашей истории, И этот Суд Истории еще не состоялся.

Можно добавить, что «комсомольцев восемнадцатого года» сменили в их исторической роли пресловутые «шестидесятники», вознамерившиеся переделать звериный оскал «реального социализма» в «социализм с человеческим лицом». Но это относится уже к следующему поколению, и мы вернемся к ним в своем месте. Тем более что к этой «антишайке» причастен в какой-то мере и автор сих строк.