Дупелиные болота часть 2

С тех пор прошло почти пятьдесят лет. За это время я встречался с дупелями в самых различных местах нашего великого Отечества. Приходилось стрелять дупелей из-под легавой собаки и в далекой тундре Севера, и в Костромской области, в тех местах, где охотился Некрасов, и в Западной Белоруссии; изредка попадались они мне и на осеннем пролете под Москвой. Но это была уже не та охота: птиц было мало, приходилось добывать только парочку-другую в лучшем случае.

За долгие годы моей охотничьей жизни у меня перебывало много легавых собак разных пород; были и очень хорошие, и похуже; охотился я по дупелям и со спаниелем. Но вот после неудачного, выписанного из Ленинграда, крапчатого кобеля Троля приобрел я суку-сеттера той же породы. Владелец предупредил меня, что она натаскана только по болоту. Надо было искать хорошей охоты по красной дичи. Удачно и кстати встретил я своего старого знакомого — доктора, с которым замечательно поохотился когда-то на Урале; он сообщил мне, что хорошо знает дупелиные места в Вологодской области; туда мы и направились в августе 1953 года.

— Сколько же брать патронов? — спрашиваю доктора.

— Двести-триста!

Я усмехнулся, вспомнив, как однажды, отправившись за фазанами на Сырдарью, взял, по совету друзей, бывавших в тех местах, пятьсот патронов. Охота оказалась удачной, но ходить пришлось километров за пятнадцать и убивать по две-три штуки. Триста пятьдесят патронов пришлось оставить местным охотникам, чтобы не тащить тяжелый груз в Москву.

8 августа мы уселись в вагон вологодского поезда; с нами было два пса — рыжий сеттер доктора и мой — крапчатый.

В Вологде — пересадка на пароход; еле-еле управляемся с нашим тяжелым грузом, и вот любуемся полноводной рекой и живописными берегами, заросшими ивняками и купами вязов. В Устье река Вологда сливается с Сухоной и становится более полноводной и широкой. Здесь очень оживленное судоходство — постоянно видишь, как буксиры тянут баржи с лесом, сеном или огромные плоты. Ежедневно от пристани в Вологде отходят пассажирские пароходы на Кубинское озеро или вниз, к Котласу.

На одном из перегонов между пристанями нас развлекала собака-дворняжка, бежавшая по берегу за пароходом, на котором ехал ее хозяин. Небольшая, но коренастая шавка, на коротких сильных ногах, бежала и бежала по берегу, то отставая, то опережая пароход. Когда река делала изгибы, собака бросалась в воду и, переплыв на другой берег, наскоро отряхнувшись, неслась вдогонку. Все палубные пассажиры с любопытством следили за этим бегом. Пробежав десяток километров, а может быть и больше, собака, радостно виляя хвостом, встретила на пристани своего хозяина и побежала впереди него по направлению к поселку.

Поздно ночью пароход подошел к тому месту, где мы должны были высаживаться. Берег здесь очень крутой; жидкая и вязкая грязь затрудняла выгрузку. Пароход скоро ушел, расходились приехавшие пассажиры и любопытные, с интересом разглядывавшие наш багаж, и в особенности собак.

— Дупелям теперь конец, пришел, — слышались насмешливые замечания…

Мы остались одни на высоком берегу. Вдали мелькали редкие огоньки поселка, на реке поблескивали красные и зеленые фонари пароходных оградительных знаков.

Энергичный доктор добыл лодку — пришлось опять таскать наш груз, теперь вниз… Нагрузив лодку и с трудом оттолкнувшись от вязкого берега, поплыли вверх по реке. Было тепло и тихо, стояла пасмурная темная ночь.

Без особых приключений доплыли до избушки совхозного пастуха, где нам предстояло прожить почти месяц.

В окне засветился огонек, радушные хозяева помогли разгрузить лодку. Хозяйка поставила самовар.

Проснувшись на заре, я сразу же вышел на крыльцо. Вокруг избушки простирались залитые водой и заболоченные луга обширной поймы. Местами они были кочковатые, местами более ровные. Вдали виднелся пойменный лес. По берегам реки тянулись заросли ивняков. Кое-где светлели утиные озера.

Мой первый выход на охоту был не особенно удачен. Я пошел по окраине болота; в нескольких шагах от дома собака встала по бекасу, но убить его не пришлось. Затем переместившийся из-под стойки дупель заставил меня забраться в высокий кочкарник. Ходить здесь было очень трудно, в особенности в тех местах, где пасли скот. Собаки почти не было видно в высокой и густой траве. В этом не удобном для ходьбы и стрельбы месте я убил пару дупелей и, сильно устав, повернул к дому.

С одним из дупелей произошел занятный случай. После моего выстрела он упал и вдруг сейчас же поднялся и полетел. Не поверив своим глазам, я все же пошел к тому месту, куда упал дупель. Собака быстро нашла убитого. Следовательно, с того места, куда упал убитый дупель, поднялся другой.

Во второй половине дня я направился в другую сторону поймы и прошел вдоль реки километра два. За этот выход я убил пять дупелей и бекаса.

Покос был в самом разгаре. На берегу реки и по лугам были видны повсюду шалаши, в которых жили приехавшие из разных мест косцы. Как я вскоре узнал, в крайнем шалаше, на болоте, где я чаще всего охотился, помещался районный прокурор; дальше, в другом, — старик-егерь, инструктор охотничьего общества; он заготовлял сено в компании со своими сыновьями.

Все эти и другие обитатели шалашей наблюдали наши охоты за дупелями и потом, при встречах, обсуждали и критиковали работу наших собак. Выходя на охоту, я чувствовал себя, как на полевых испытаниях.

В этом году дупелей было не так много, как в прошлом. Лето выдалось очень дождливое, на лугах много воды, и дупеля широко расселились по пойме. Гнездились они, по-видимому, в кочкарнике и в зарослях пойменного леса, тоже среди кочек. Затем они стали выходить из крепей и, вероятно, постепенно откочевывали в менее затопленные места. За то время, что мы были на Сухоне, говорят, большое количество дупелей появилось на лугах недалеко от Вологды.

В начале охоты (с 10 августа) нам попадался довольно большой процент молодых дупелей. Старики к этому времени уже сильно зажирели, хотя еще и не до такой степени, как осенью.

На следующее утро сильный туман накрыл пойму. К середине дня он стал медленно расходиться, по небу побежали тучки, можно было ждать дождя, но, к нашему счастью, его не было. Солнце, прикрытое облаками, не мешало стрельбе.

Ровный и довольно сильный ветер дул мне в спину. Мне хотелось пройти на те места, где вчера я поднимал дупелей, и завести собаку против ветра. Для этого пришлось сначала пройти вдоль берега, держа собаку у ноги, а затем повернуть обратно.

Мэри ходила великолепным широким, ровным челноком со скоростью доброго скакуна. Вот она повела, вся вытягивается и замирает на стойке. Как только подходишь к ней, она быстро меняет положение, продвигаясь вперед, вероятно вслед убегающей птице, и опять останавливается или ложится, дрожа от страстного напряжения.

Иногда, почуяв дупеля, Мэри сразу ложится с полного хода и держит птицу крепко, только слегка поворачивая голову в мою сторону, следя за тем, подхожу я или нет.

Но случается, что собака на своем исключительно быстром ходу не зачует вовремя дупеля и «спихнет» его без стойки. Тогда, внезапно остановившись, она оборачивается ко мне и, опустив уши, принимает испуганный и виноватый вид…