Дупелиные болота часть 1

Речка Кердь берет начало в торфяных болотах и, причудливо извиваясь среди зарослей тростника, образуя тихие заводи, несет свои воды в Проню, пересекающую Рязанскую область в южной части.

Довольно широкая долина с мелкими кустарниками, топкими болотниками дает пристанище бекасам; по бочагам и в камыше прячутся выводки крякв и чирят; иной раз попадаются и широконоски. Чибисы с печальным криком носятся над кочкарниками.

Большие болотистые пространства тянутся от истока речки на пятнадцать-двадцать километров. На высоких буграх расположились огромные села Катино и Чурики, и совсем близко прижалась к болоту деревня Волшута.

Высокая железнодорожная насыпь разрезает болото, речка проходит под ней по широкой трубе. Здесь, на берегу Керди, стоит водокачка, подающая воду в башню на железнодорожный разъезд.

Вот этой водокачке и суждено было стать базой моих юношеских охот на Катинских и Чуриковских болотах. Здесь произошла моя первая встреча с машинистом водокачки Леонтьичем.

Мне тогда было четырнадцать лет. Я пытался застрелить кувыркавшегося в воздухе чибиса и незаметно дошел до моста. Вдруг из дверей водокачки вышел Леонтьич, вытирая льняными оческами руки, испачканные машинным маслом. Он подозвал меня и стал спрашивать, откуда я взялся и что, собственно говоря, собираюсь делать на болоте. Потом Леонтьич пригласил меня к себе в горницу. На стенах комнаты, среди картинок и фотографий, висели ружье, патронташ и сетка. За чаем мы разговорились об охоте. Леонтьич долго посмеивался над моей бессмысленной пальбой в чибисов. А потом вдруг заговорил тепло и пообещал показать места, где водятся утки. Так было положено начало нашей дружбе.

Прошло довольно много времени, пока я научился более или менее порядочно стрелять влёт. На первой охоте я добросовестно поднимал крякв и чирков, но все мои старания были напрасны. Леонтьич стрелял меньше меня и убил несколько уток, я же — ни одной…

Когда у меня оставался один патрон, из-под моих ног с криком вырвался бекас; я стрельнул в воздух и, в полном расстройстве чувств, сел на кочку отдохнуть рядом с Леонтьичем.

— Горюха мне с тобой, — сказал он, добродушно усмехаясь, — больно ты скоро палишь, а все без толку.

Много было таких огорчений. Как сейчас помню небольшое болотце-блюдце среди полей около Подобреева. Совсем близко от меня поднялись четыре кряквы, четко вырисовываясь темными силуэтами на фоне вечернего неба. Я стреляю дублетом, но кряквы благополучно улетают. И сколько было таких промахов!

Но вот наступил и незабвенный день первой удачи. Вижу, как сейчас, заросшие осокой берега плеса Керди и свечкой поднимавшегося крякового селезня, который после моего выстрела упал в траву противоположного берега.

Я бросился в реку, не сняв даже патронташа, и пошел по вязкому дну, высоко поднимая над головой ружье. Не помню, как перебрался через глубокую заводь, но навсегда остался у меня в памяти лежащий в траве селезень с красными лапками.

Сумки у меня не было, и селезня пришлось нести в руках.

День клонился к вечеру, до дома надо было идти километров пять-шесть. Я насквозь промок. Продолжать охоту было невозможно, следовало возвращаться домой.

Я долго шел вдоль железнодорожного пути. Мне очень хотелось поделиться с кем-нибудь своей радостью. Поэтому, когда меня нагнал товарный поезд, я, высоко подняв свою добычу, торжественно показал ее машинисту, смотревшему из окна паровозной будки. Он приветственно помахал мне рукой.

С этого времени дело пошло значительно лучше. Отец признал меня охотником и привез из Москвы коробку снаряженных бумажных патронов. Время от времени я стал приносить то чирка, то молодую крякву. Конечно, верткие бекасы все еще были для меня недосягаемы: вылетали они неожиданно, делали зигзаги и скрывались или среди кустов или в поднебесье. Чаще всего я не успевал даже и ружье вскинуть.

Ближе к осени на окраинах болота, там, где было меньше кочек и воды, на «потных лугах», как говорят охотники, стали подниматься какие-то птицы, похожие на бекаса, но покрупнее. Они летели медленнее, казались серыми, вылетая, издавали звуки, похожие на тихое кряканье. Иногда они поднимались сразу по двое и летели в разные стороны «вилочкой».

Я понял, что это были дупеля.

Прошло лето, наступила осень, а за ней зима. Надо было, оставив путешествия по болотам, заняться делом, учиться, сдавать экзамены. Я добросовестно занимался, а все свободное время отдавал чтению охотничьих журналов. В «фундаментальной» библиотеке реального училища были полные комплекты «Природы и охоты», «Псовой и ружейной охоты», и я усердно «штудировал» их, начиная с первого номера. К большой радости, я нашел очерк о дупелиных охотах с легавой на своих знаменитых Чуриковских и Катинских болотах. Охота с легавой собакой стала с тех пор моей мечтой.

Но как добыть собаку? Они, правда, продавались на охотничьем рынке, на Трубной площади, но хорошую собаку охотник не продаст, да и цена для меня была высока.

Как-то через одного из товарищей я узнал, что в деревне под Новым Иерусалимом крестьянин-охотник продает собаку. Поехали посмотреть. Собака — белая, с желтым пятном на лбу, неизвестной породы. Хозяин уверял, что это помесь пойнтера с гончей, что собака работает очень хорошо по кунице, а также делает стойки по тетеревам и вальдшнепам. Цена — три рубля — подходящая. Кличка Фор.

Купил я ее и привез в Москву. Товарищ моего отца, опытный охотник, с удивлением взглянул на беспородного пса, но в утешение сказал:

— Глаза у него очень умные, работать будет хорошо.

Он не ошибся: эта собака долгое время была верным спутником и помощником на всех охотах в мои молодые годы. Она отличалась великолепным чутьем, очень крепкой и надежной стойкой. С большой сметливостью работала она и по уткам, и по красной дичи.

В Москве держать собаку мне не позволили — пришлось отправить ее в деревню. Фор терпеливо ждал моих приездов, встречал меня с безудержной радостью; охотясь с ним, я познал, что лучшая охота — это охота с легавой по красной дичи, в особенности по дупелю.

У меня не было наставника по охотничьему делу. В своих исканиях я шел ощупью, изучая охотничьи журналы, книги и даже прейскуранты охотничьих магазинов. Отец мой охотником не был, и его роль ограничилась только тем, что он подарил мне садочное ружье 12-го калибра, доставшееся ему по завещанию от близкого друга-охотника. С этим ружьем я охотился очень долго, но оно было не особенно прикладисто, тяжело, а било очень кучно, чем и объяснялись мои промахи при стрельбе на первых порах.

С начала сезона охоты, тогда открывавшейся на «Петров день», т. е. 29 июня по старому стилю, дупелей на болоте не было и я охотился по утиным выводкам.

Дупель появлялся в августе.

Однажды я услыхал доносившиеся с болота частые выстрелы. Я быстро пошел туда, и на окраине луга увидел телегу, запряженную парой лошадей. С бугра было видно, как по болоту ходили люди, впереди них бегали собаки, а время от времени взлетали белые облачка дыма и раздавались выстрелы. Я подошел к телеге. Мне сказали, что приехали охотники из Скопина, специально за дупелями. На сене, прикрытом веретьем, лежало много убитых птиц. Охотников было несколько человек; одни из них уже окончили стрельбу, другие еще бродили по болоту.

Среди молодых охотников выделялся некто Егор Владимирович, обладатель, как мне тогда казалось, прекрасного черного сеттера. Егор Владимирович, с которым мы были немного знакомы, любезно предложил мне посмотреть на работу его Лорда. Я радостно согласился, и мы пошли по закрайку болота. Быстро работавший Лорд потянул и встал. Егор Владимирович предложил мне подходить и стрелять первому. Собака медленно подвигалась вперед, напряженно всматриваясь в невысокую траву впереди себя. С характерным трещащим звуком поднялся дупель; боясь промазать и осрамиться на людях, я отпустил его подальше и выстрелил. Скоро в моих руках оказался тяжелый, жирный, в перьях, пропитанных салом, первый дупель…

С тех пор я через день, а то и каждый день охотился на этом болоте на дупелей. Фор разыскивал их по мелким кустарникам, по влажным лугам поймы. Бывало от зари до наступления жары ходишь и ходишь с собакой, которая то и дело тянет и делает стойки.

После утомительного дня охоты в сумке набиралось около десятка прекрасных увесистых дупелей.

Считалось верхом удачи, если сделаешь дублет по паре вылетевших сразу птиц. Впоследствии, когда я стал стрелять лучше, мне однажды удалось сделать дублет по бекасу и дупелю, поднявшимся одновременно из-под стойки собаки. До сих пор я горжусь этим дублетом.

Помню и курьезные случаи.

Как-то охотились мы двое с одной собакой. Фор встал. Стоял он очень крепко, и мы не спеша издалека подошли к нему. Вылетел дупель, я выстрелил первым — промах; стреляю второй раз — дупель летит.

— Стреляйте же! — крикнул я своему товарищу. Он прикладывается и… «тик» — осечка. Дупель же падает мертвым.

Очевидно, он был ранен моим вторым выстрелом и некоторое время еще летел, пока не упал…