Последние дворянские гнезда 4

(из семейной хроники рода Воейковых. Село Ольховец Рязанской губернии Михайловского уезда)

Болезнь Алексея Федоровича

В имении Ерлино (слева направо) - А.С.Худеков (стоит), Н.Д.Козлова (урожд. Воейкова), П.Н.Худеков, Р.А.Худекова (урожд. Страхова), Е.Д. Воейкова (урожд. Секерина), Л.А.Худекова, С.Н.Худеков. Фото 1895г.

Было тихо в Ольховском доме, все ходили на цыпочках. Барин захворал, с ним чуть не сделался удар и доктор пустил ему кровь. Лежал он в постели с закрытыми глазами и временами стонал. Был вечер, ставни окон были уже закрыты, в углу перед образницей горела лампадка, освещая иконы в блестящих ризах, бросая на потолок колеблющиеся тени. На дворе вихрем метались и грозно шумели своими ветвями Великаны. Недалеко от постели на стуле сидела дежурная горничная. Часто в спальню входила Надежда Афанасьевна и, осторожно подойдя к кровати мужа, прислуживалась к его дыханию. В душе ее клокотала целая буря негодования: её муж, её дорогой Лёля, чуть не умер из-за противной девчонки — ее падчерицы, осмелившейся доставить такое горе отцу, ослушаться — убежать со своим двоюродным братом и обвенчаться с ним. В глубине души Надежда Алексеева была довольна, что теперь осталась одна только падчерица Саша. Теперь на деле муж убедился, что в этой тихоне Наденьке, его любимице ничего не было такого, чем он восторгался, которая не пожалела отца и чуть не убила его. И действительно, когда Алексей Федорович узнал о побеге дочери, он чуть не задохся от гнева. Чувство оскорбления, ревность поднялись в его душе. Наденька ранила его в самое сердце, та самая Наденька, перед которой он благоговел и преклонялся, ставя её выше всех. Она как бы надругалась над ним.
Он не выдержал удара: лицо его побагровело, глаза напились кровью, он упал без памяти и долго не приходил в себя. Наконец он очнулся, но лежал неподвижно, слабый, и ему 6ыл предписан полный покой. Никто, кроме жены и дежурной горничной, не смели входить в спальню. Все в доме притихли, попрятались, говорили шёпотом, тихонько пересуждая между собой на тысячу ладов о случившемся — побеге Наденьки.
Чувство строптивости и одиночества охватили Сашу после того, когда Наденьки не стало в доме. Тихо сидело она в своей комнате — светёлке не смея сойти вниз, показаться отцу, хотя она была совершенно невинна в происшедшем. Саша ничего не знала и не подозревала о романе Наденьки, только последнее время она замечала, что с сестрой творится что-то особенное. Поэтому так особенно ласкова и грустно нежно была она к ней, подолгу со слезами в глазах смотря на нее. Пока Саша оставалась наверху одна, она была точно забыта и заброшена. Ей подавали сюда обед, ужин, чай. Она не видела ни мачехи, ни кого из родных и только из рассказов прислуги знала, что делалось внизу. Саша очень страдала болезнью отца и поступком сестры, осуждала ее, решившуюся на такой поступок. Она и раньше не любила Сергея Николаевича, а теперь и подавно — ненавидела его причинившего им всем большое горе.
Тоскливо протекала сейчас её жизнь. Саша сама точно сразу сделалась старше, серьезнее, вдумчивей.
Через несколько дней после события, Сашу позвали вниз, в спальню отца. Дрожа от страха и волнения, она сошла по ступенькам лестницы, прошла гостиную, кабинет и вошла в дверь спальни. Ставни были открыты, и яркий свет заливал комнату. В голове у постели больного сидела мачеха. Девушка давно не видела отца и была поражена и испугана его видом: с осунувшимся лицом, ввалившимися глазами, небритой бородой, он казался постаревшим. Алексей Фёдорович строго посмотрел на Сашу. Она кинулась к кровати и припала к руке отца, лежавшей на одеяле, и заплакала. Мускулы рта Алексея Фёдоровича дрогнули при виде плачущей дочери, он не отнял своей руки от её губ. Охватившее его волнение не давало ему некоторое время возможности говорить. Оправившись, он тихо опросил Сашу. «Ты знала?» Это всё, что он спросил её и в её ответе: «Нет, папаша», почувствовал, что она не лжёт ему. Наденька не могла посвятить в свою тайну веселую хохотушку и болтушку Сашу. Он ласково провел другой рукой по волосам девушки и искусственно строгим голосом сказал: «С этого дня чтобы без моего спроса никуда, ни шагу, слышишь!» «Слушаю, папенька», — тихо ответила Саша. В движении руки отца она чувствовала его ласку и сильные любовь и нежность к нему охватили её. Она готова была для него на все жертвы.
Надежда Афанасьевна, с любопытством наблюдавшая происходившую сцену, подозвала потом падчерицу, милостиво протянув ей поцеловать свою белую, пухлую руку. Она была в покойном и добродушной настроении; ревность теперь её улеглась. Между ней и мужем была одна Саша, но на неё Алексей Фёдорович всегда обращал меньше внимания, думала Надежда Алексеевна. Но в данное время она ошибалась: после горя с Наденькой, Саша стала ближе отцу, он часто посещал её наверху, часто говорил с ней, ни словом не обмолвясь о Наденьке. Саша, чувствуя его внимание к себе, ещё больше полюбила отца, и во всём старалась угодить ему. Но всё-таки образ Наденьки, как никогда, жил в душе Алексея Федоровича, он беспрестанно думал о ней и часто ловил себя на ласковых и нежных словах к ней.
Гордость и самолюбие не давали ему возможности простить и позвать к себе Наденьку, а, кроме того, он не мог показать перед женой свою слабость и нарочно, искусственно поддерживал свой гнев против Наденьки. Не подозревая внутренней борьбы и тоски мужа, Надежда Афанасьевна успокоилась и была счастлива. Видя выздоравливающего мужа, лицо её помолодело. Теперь Лёля был всецело её, он был особенно нежен и ласков с ней. После некоторой замкнутости супруги стали опять выезжать и принимать гостей. Они были радушно встречены в кругу своих родных и знакомых. Все молча сочувствовали постигшему их несчастью, никто не смел при них вспоминать о Наденьке.
Вся семья Худековых была в опале и не встречалась со Страховыми.

Прощение Наденьки

Прошло много времени с тех пор, как Наденька была замужем за Сергеем Николаевичем, а отец всё ещё не прощал её. У неё уже был ребенок — сын Николай и, как счастлива ни была она своей любовью к мужу и Коле, Наденьку постоянно мучило отношение к ней отца. Это давило её, и постоянное чувство виновности перед отцом делало её несчастной. Будучи очень религиозной, она, кроме тоски об отце, чувствовала свою вину перед Богом. Подолгу молилась она перед образом и со слезами испрашивала прощение. Душа её разрывалась на части, она не знала покоя и не могла быть вполне счастливой, а Алексей Фёдорович, как нарочно, мучил её.
Чувствуя, что Наденька несчастна его гневом, он продолжал выдерживать свой характер. Много раз пробовали родные смягчить его, вымолить прощение, Алексей Фёдорович был неумолим.
Наденька делала попытку, приезжала сама из Петербурга в деревню Бутырки, где жили родные мужа, и оттуда пешком приходила за четыре версты в Ольховец. Зная, что отец гуляет каждое утро по саду, она рано пришла однажды в усадьбу, дождалась, когда отец покажется в аллее. При виде его она едва сдерживала рыдания; но как только Алексей Федорович замечал её, он не давал подойти к себе Наденьке: он быстро повернув назад, чуть ли не бегом направлялся к дому, Наденька не смела следовать за ним. Она остановилась, остолбенев в ужасе, чувствуя себя такой уничтоженной. Глубокая обида охватила ее — «За что, за что?! — говорила она, ломая себе руки, — Ведь я полюбила Серёжу, что же мне было делать, когда он не давал мне согласия выйти за нею замуж».
Убедившись, что фигура отца скрылась точно навсегда, она упала на траву и предалась отчаянию. Она встала разбитая и побрела назад к концу сада, к канаве, окружавшей его, перелезла её и вышла на дорогу по направлению к Бутыркам.
Вернувшись домой, Алексей Фёдорович незаметно прошёл к себе в кабинет, запер за собой дверь на ключ и, опустившись а глубокое кресло, задумался. Его охватило странное волнение, когда он увидел Наденьку; и, не давая себе отчета, инстинктивно повернув назад, ушел к себе. Он знал, зачем приходила Наденька и теперь, сидя в кресле, он безумно захотел вернуть её, простить, видеть, обнять, приласкать к своей груди, но, помимо воли, продолжал сидеть неподвижно. Горькие слёзы текли из его глаз. Он чувствовал, как размягчилась его душа, и он уже простил Наденьку.
«Зачем, зачем не позвал я её!» — твердил он про себя. С тех пор каждый день ходил он гулять в сад по той самой дорожке, где он увидел её. Душа его жаждала опять увидеть ее, но Наденька, как нарочно, не приходила, и Алексей Фёдорович тосковал все сильней и сильней.
Каждое утро вставал он, волнуясь, и шёл гулять, представляя себе, что сейчас увидит за деревьями Наденьку, её платье, её фигуру, её измученное и печальное личико, её глаза, он протягивал к ней уже руки… «Наденька, Наденька», — плача звал он её. Но Наденька не шла ему навстречу, и он в тоске возвращался один домой.
Так проходили в томительном ожидании дни, недели, месяцы, когда однажды, чувствуя какую-то особенную потребность встретить дочь, Алексей Фёдорович пошёл, как всегда, в сад. Написать или передать через кого-нибудь о желании видеть её ему хотелось, но он хотел, в то же время, чтобы она сама пришла к нему. И его предчувствие встретить Наденьку не обмануло его на этот раз.
Было ещё рано, в доме все спали. Был конец июня; в саду было прохладно, пахло скошенным сеном и цветущей липой. Алексей Фёдорович придерживал рукой сердце — так сильно оно билось. Он шел вперед полный ожидания встречи и вдруг вдали, между деревьями липовой аллеи показалось что-то белое. Он замер, но не остановился, продолжая идти вперед к желанному видению. Подойдя ближе, он узнал Наденьку…
Увидя отца, и что он узнал её, и не повернулся назад, а идет ей навстречу, Наденька опустилась на колени и ползком стала приближаться к нему.
Глаза её были полны слёз, она не могла ни крикнуть, ни сказать слова, одни только глаза смотрели на него моля о прощении. Расстроенный отец, увидя на коленях ползущую дочь поспешил к ней, схватил её за руки, приподнял с земли, крепко прижал к себе её худенькое тело. Оба они не могли говорить, они только плакали, плакали, как дети, целуя друг другу руки. Обоим им стало вдруг легко, они чувствовали, что были бесконечно близки друг другу. Слово «прости» не говорилось Наденькой, оно было лишним. Отец давно уже простил её и теперь только был счастлив видеть около себя прежнюю, милую, любимую Наденьку, такую же нежную, родную.
На другой же день вся семья Худековых с Сергеем Николаевичем была приглашена на торжественный семейный обед, устроенный Алексеем Фёдоровичем в честь молодых. Гнев кончился, опала с семьи Худековых снята. Весёлый, радостный, каким давно его не видели, он был оживлён, любезен со всеми и особенно нежен с Наденькою. Саша сияла она теперь только, в первый раз после побега, увидела сестру. Счастливая, она сидела с ней рядом и не спускала с Наденьки глаз.
Даже Надежда Афанасьевна была ласкова в этот день: её охватил добрый, ласковый порыв ко всем, даже к нелюбимой Наденьке. Алексей Фёдорович чувствовал всё это и был растроган целиком общим счастьем.

Саша невеста

Во время отсутствия сестры, жизнь Саши стала значительно тяжелее и скучнее для неё. Её никуда не пускали одну, и она подолгу сидела дома одна. Внимание и ласки отца заставляли Сашу переносить свое одиночество. Изредка её брали родители с собой на какое-нибудь семейное празднество, где Саша видела людей, молодёжь и веселилась от души. Она стала такая хорошенькая, оживлённая, бойкая, обращала на себя всеобщее внимание, несмотря на то, что мачеха заставляла её прилизывать волосы, одевать платья, которые не шли к ней и уродовали её изящную фигурку. Веселье, остроумие, находчивость и хорошенькое раскрасневшееся личико затмевало все невзгоды, и Саша пользовалась успехом. Было большое торжество у соседей — Секериных, и Сашу взяли родители с собой.
Этот гостеприимный дом был необыкновенно привлекателен для всех многочисленных гостей. Простота, радушие хозяев, изобилие вина, еды, а главное весёлое настроение хозяев создавало такую непринужденность, что все чувствовали себя как нельзя лучше и веселье затягивалось на сутки, а то и на двое, и никому не хотелось уезжать из этого радушного дома.
На этот раз праздновалось рождение «молодой хозяйки» Марии Дмитриевны Секериной, урождённой Князевой. Была музыка, танцы, настоящий бал. Саша была наверху блаженства. Здесь она в первый раз встретила двух братьев Воейковых — Владимира Аркадьевича и Дмитрия Аркадьевича. Оба были молодые и красивые Дмитрий Аркадьевич только что окончил кадетский корпус и был произведён в офицеры, он был до того застенчив, стыдлив, что не решался первый заговорить с Сашей, которая сразу очаровала его, и он влюбился в неё, что он и просил передать ей через брата Владимира. Это так рассмешило Сашу, что она от души смеялась, но больше танцевала с Владимиром Аркадьевичем. После этого объяснения, Митя окончательно сконфузился, вдруг куда-то исчез, чем лишил Сашу желания посмеяться над ним и подразнить его. Скоро она забыла о нём и продолжала веселиться с другими. Но услышав её хохот, не раз из-за двери гостиной в зал выглядывало строгое лицо Надежды Афанасьевны, упорно смотревшей на Сашу. Девушка делала вид, что не замечает мачеху, и старалась казаться непринужденно веселой со своими кавалерами, а у самой на душе скребли кошки, т к. знала, что ей достанется за её поведение… Саша продолжала сидеть у себя наверху, когда в один прекрасный день отец позвал её к себе в кабинет и объявил ей, что приезжал сватать за своего сына Дмитрия отец его Аркадий Владимирович Воейков, но он, подумав, решил, что Саша ещё молода выходить замуж, ей не было 18 лет, — отказал Воейкову.
Саша была очень удивлена, но ничего не имела возразить отцу.
— «Хорошо, папаша», — был обыкновенный её ответ, ей не хотелось ещё замуж. Но не прошло трёх месяцев, как Аркадий Владимирович Воейков со своим сыном Дмитрием опять приехали к Алексею Фёдоровичу сватать Сашу. Долго беседовали отцы, после чего Алексей Фёдорович пошёл наверх к дочери и объявил ей, «что дело покончено, он дал согласие и она теперь невеста Дмитрия Аркадьевича». «Жених подходящий, тихий, хорошего рода… что ещё молод, ничего, он мне очень нравится. Пойди вниз», — сказал отец ошеломлённой и молчавшей Саше.
Волнуясь, не зная как держать себя, Саша пошла за отцом вниз.
Приветливо встретил её Аркадий Владимирович, представительный, пожилой, с длинной бородой мужчина, поцеловав её руку, наговорив много любезностей, выразив горячее желание назвать Александру Алексеевну своей невесткой. Он обратил Сашино внимание на сына, который стоял за его спиной, не смея взглянуть на свою невесту, щёки Дмитрия Аркадьевича пылали как у девушки, но глаза сияли радостью.
Расшаркиваясь, он молча поцеловал руку невесты. Что чувствовала Саша? Радовалась ли она своей помолвке или была огорчена? Ей было всё равно, но раз отец решил, то она беспрекословно повиновалась ему и его желанию.
Жениха и невесту поздравили откупоренной бутылкой шампанского. Свадьбу решено было устроить в январе, через полгода.
С женихом Саша виделось редко, да и он избегал этих свиданий на народе, Саша не была влюблена в стыдливого, робкого Митю, была к нему равнодушна. Зато он был горячо влюблён в весёлую девушку и безумно боялся, чтобы она не изменила, упросив брата как только и где можно следить за ней.

Свадьба Саши

Приближался день свадьбы Саши. Приготовления приданого окончены. Венчание должно было быть в церкви прихода Воейковых в селе «Грязное» в 7 верстак от Ольховца 10 января 1867 года.
К шести часам вечера к подъезду были поданы возок, запряжённый тройкой цугом серых лошадей для невесты и её посажённой матери, отдельно тройка для отца и мачехи, отдельные беговые санки.
Саша выглядела совсем девочкой в своем белом подвенечном наряде, такой свеженькой хорошенькой, что все любовались ею. В первый раз она была такая нарядная, торжественная. Длинная тюлевая фата с венком флёр-д?оранжа особенно шли к ней и придавали величественный, одухотворяющий вид. В гостиной на разостланном ковре благословил её образом отец, затем мачеха. Горько заплакала Саша, прощаясь с отцом и кланяясь в ноги ему и целуя его руки. Ей не хотелось ещё замуж, тем более за неизвестного почти ей жениха. Ей хотелось ещё весёлой, девической жизни, тут она чувствовала, что на неё накладывались какие-то обязанности, долг в отношении мужа.
Алексей Фёдорович нежно целовал, благословляя на брак, свою последнюю дочь и утешая её говорил: «Не плачь, Саша, он хороший человек, стерпитесь, слюбитесь. С Богом!» И с этими словами Саша вышла в переднюю. На неё накинули новую бархатную ротонду, белый пуховый платок, надели тёплые ботинки и пошли усаживаться в возок.
Уж вечерело, и на дворе разыгрывалась метель. Саша не переносила возка, нырявшего в ухабах, но на этот раз она не смела отказаться от него. С ней рядом села посажённая мать. Позёмка кружила по земле, заметая след вихрем носились тревожные мысли в голове девушки, чудилось что-то страшное в неизвестной будущности. Свадебный поезд медленно двигался семь вёрст между Ольховцем и Грязным — имением Воейковых. Саша было задумчива и молчала. Наконец, поезд остановился перед небольшой деревенской церковью. Старик священник встретил невесту и, соединив её руку с рукой жениха, отвел их на середину, поставил рядом перед аналоем на разостланный кусок розового атласа — символ светлой, розовой, счастливой жизни жениха и невесты. Пел торжественно хор.
Жених в своем парадном мундире офицера выглядел таким красавчиком, его молодое лицо сияло счастьем. Он крепко сжал руку своей невесты, когда священник повел их вокруг аналоя. Хор запел: «И возложил на главы их венцы», все присутствовавшие радостно и умиленно смотрели и любовались чудной парочкой — так хороши они были оба. Старый дворянский род Страховых роднился с ещё более старым Воейковским. Отцы любезно раскланивались и целовались друг с другом, гордые довольные своими детьми Венчание окончилось, кончился благодарственный молебен. Все поспешили поздравить молодых. Свечи на люстре потушили, и в церкви стало почти темно.
Саше, к своему удивлению, понравился её жених, когда она взглянула на него и с радостью протянула к нему для поцелуя свои губы, а у Мити на глазах блестели слёзы счастья и умиления. Он верил в святость их брака, он испытывал особенную веру в Бога и во всё хорошее. После долгих поцелуев и поздравлений все тронулись в дом отца Дмитрия Аркадьевича, стоявшего против церкви. Молодых встретили с образом и хлебом с солью, осыпали хмелем в передней, а в зале на подносе встретило их искрившееся пеной золотое шампанское. Обед был сервирован парадно, убран цветами, и после него все стали разъезжаться. Теперь молодые сели вместе в возок.
В одном из антресолей старого Ольховского дома молодым были отведены две комнаты, в которых была расставлена приданная мебель; в одной комнате стояла орехового дерева большая двуспальная кровать, одна шифоньерка; в другой будуарная мебель, другая шифоньерка, рабочий столик и др. вещи. В углу повешены венчальные образа Спасителя, Божьей Матери и другие. На кровать были посланы большая двуспальная простыня голландского полотна, постлано широкое плюшевое одеяло, которое скользило по простыни и сваливалось на пол. Подушки, по две на каждую сторону, представляли сооружение, большие, квадратные, они были тугие и неудобные для спанья. На стороне Саши лежал для нее туалет новобрачной: вся в кружевах и красных лентах ночная сорочка и чепчик, также с большим красным бантом. Всё бельё было новое, голландского полотна, по недогадливости или невниманию мачехи, белье стояло комом. Вместо халата Алексей Фёдорович подарил молодому хорошенькую мягкую и теплую голубую тужурку нежно-голубого цвета, чрезвычайно шедшим к нему. Алексей Фёдорович нежно полюбил скромного Митю, ему приятно было видеть его, и каждый вечер звал его к себе играть в преферанс. Мите не хотелось отлучаться от своей молодой жены, но он не мог отказать, своему тестю и, скрепя сердце, шёл вниз в кабинет, где засиживался довольно поздно…

Дворянские гнезда России. История, культура, архитектура. Жираф, 2000 г. Любовь Духовская Стр.360-365
Не нравитсяТак себеНичего особенногоХорошоОтлично (4 голосов, в среднем: 3,25 из 5)
Загрузка...

Оставьте комментарий