Последние дворянские гнезда 7

В первые годы жизни молодых (Воейковых) в старом доме на лето к ним приезжали Наденька с мужем и детьми. Летом 1875 года, 10 июля, в Клекотках внезапно скончался от паралича сердца Алексей Фёдорович Страхов. Случилось это ночью. Утром в Ольховец была послана карета за дочерьми с мужьями, чтобы везти их к умершему. Велико горе было любивших сильно своего отца Наденьки и Саши. Алексей Фёдорович иногда за последнее время жаловался на боли в груди, на сильную одышку. Это случалось с ним в продолжение последних лет, и он очень пугался этих приступов. Но они проходили, и Алексей Фёдорович делался бодр и здоров. В предупреждение повторения, по совету докторов в Москве, куда он ездил показываться, он приобрёл себе дыхательный аппарат, который он стал употреблять в случае кажущегося повторения одышки. Это была круглая, чугунная, высокая колонка, которая приводилась в действие кипячением в ней воды, чем доставляло дыханию парку, и это облегчало больного. Но в последнюю роковую ночь Алексей Фёдорович проснулся от неожиданного приступа сильной боли и не успел приготовить своего аппарата вдруг повалился навзничь, на подушки, по его лицу пробежала мертвенная судорога, сделавшая мертвенно-бледным лицо, остановившая глаза и дыхание. Он был мёртв… Можно себе представить испуг и ужас Надежды Афанасьевны, не могшей долго опомниться, она кричала, ломая руки, голосила и падала в отчаяньи на тело своего обожаемого мужа, После долгих стараний Надежду Афанасьевну привели в чувство; наконец, её немного успокоили и, первое, что она вспомнила — это было о дочерях Алексея Фёдоровича — Наденьке и Саше; и первое её распоряжение было послать немедленно за ними карету, она знала, как они любили отца и какое горе предстояло им. Карета быстро помчалась за ними. За это время, как она должно была привезти падчериц, Надежда Афанасьевна глубоко и с отчаяньем пережила всю драму жизни с падчерицами, которых она так безумие ревновала к их отцу и которым так много делала неприятного. Тут она вспомнила всё. И глубокое чувство раскаянья охватило её. Ей сразу захотелось полюбить несчастных дочерей, она чувствовала, что никто, кроме них, не мог разделить так её горе, пожалеть её, и ей безумно захотелось видеть около себя дорогих и любящих существ, любовь к которым жила в ней глубоко, скрытно от неё. Надежда Афанасьевне поняла теперь это, и её нетерпение росло все больше при приближении тех, которых так любил её Лёля (Алексей Фёдорович). Она, дрожа вышла на крыльцо, к которому должна была подъехать карета и беспокойно стала ходить взад и вперёд, часто взглядывая на дорогу…

Вдруг послышался стук колёс, ржанье серой в яблоках четвёрки богатырей-лошадей, делался всё ближе и ближе. Когда карета подъехала к крыльцу Клёкотовского дома, её встретила обливаясь слезами, Надежда Афанасьевна. Рыдая, она вдруг неожиданно опустилась на колени перед своими падчерицами и с громкими причитаниями стала кланяться им в ноги и просить, ради любви к отцу, простить ей всё прошлое, всё, что она делала для них нехорошего. Они подняли бедную женщину, которая едва выговаривала: «Простите меня во имя отца, если любите его, простите меня за всё, я виновата, своей глупой ревностью мешала ему любить вас!» — и, рыдая, она опять хотела упасть на колени и целовать им руки. Наденька и Саша, обняв и прижав её к себе, горячо целовали её и говорили ей самые ласковые слова, уверяя, что всё забыто, что они любят её и она будет им самым близким человеком. И Надежда Афанасьевна почувствовала искренность падчериц, их любовь. Сцена эта была так трогательна, что и присутствовавшие на ней плакали, и старинный слуга, кучер Агапыч, сидя на козлах, утирал платком глаза. Наденька и Саша взяли Надежду Афанасьевну под руки, которая проговорила: «Пойдемте, пойдёмте к нему, он вас ждёт, он вас так любил», — взошли по ступеням крыльца в сени, прошли переднюю, буфетную и взошли в залу, где посредине, на столе, накрытый простынёй, на подушках, лежал Алексей Фёдорович. Лицо его было так покойно, довольно, даже немного улыбалось и было углублённым в себя; руки сложены на груди. Кругом стояли высокие в подсвечниках свечи; перед образом Спасителя горела лампада; кругом гроба стояли высокие пальмы; на гробе разбросаны цветы, перед аналоем монахиня монотонным голосом читала псалтирь. Какие-то покой и величие совершившейся тайны царили тут. Всех присутствующих обвевали эти торжественность и покой, и не хотелось нарушать их. Все трое (мачеха и падчерицы) упали на пол у гроба, послышались рыдания. Потом они поднялись и сели около отца, облокотясь на гроб и смотря на него, тихо созерцая дорогие черты, освобождённые от нравственных и физических страданий. Им казалось, что он чувствует их присутствие. Всё это успокоило Надежду Афанасьевну; между ней и дочерьми росло чувство близости, она становилась всё тесней. Им уже не хотелось говорить, плакать, это было лишнее. Они понимали друг друга без слов…

Надежда Афанасьевна поставила рядом с церковью чугунную красивую часовню, в которой день и ночь должна была теплиться перед образом лампадка — там должны были похоронить Алексея Фёдоровича.

Настал день похорон. Была чудная, яркая погода. Приехало много народа, любившего Алексея Фёдоровича. Гроб с покойным медленно вынесли из дома и понесли на руках через деревню к церкви. Процессия часто останавливалась по требованию семей крестьян, чтобы отслужить литию, — многие пожелали исполнить свой долг в знак любви и уважения к усопшему. За толпой тихо шагала четвёрка красавцев, серых в яблоках лошадей, которых так любил Алексей Фёдорович. Лошади шли, опустив головы, точно чувствуя горе и пустоту без хозяина. Тихо шли сзади гроба, взявшись под руки, Надежда Афанасьевна с падчерицами. Шествие двигалось тихо, торжественно. Много было любви в слезах, пролившихся по Алексею Фёдоровичу, который оставил самые лучшие воспоминания. До церкви было неблизко, и, наконец, процессия остановилась перед воротами ограды. Гроб внесли в храм и поставили посредине. Началась служба. Храм заполнился желавшими помолиться за дорогого покойника. Хороший хор трогал души, сердца невольно умилялись и уходили дальше от земной суеты. Наконец, последнее «со святыми упокой». Священник трогательно прочёл последнюю молитву. Венец смерти и славы её был возложен на красивое лицо Алексея Фёдоровича. В последний раз все подошли проститься. Первой — Надежда Афанасьевна, всхлипывая, но удерживая громкие рыдания. За ней подошли к гробу её сироты-дети — Федя, Лида, Паша (маленьких оставили дома). Дети вели себя очень сдержанно и со страхом смотрели на ласковое и красивое лицо отца. Потом подошли Наденька, Саша, другие. Всё кончено. Гроб вынесли к могиле. Под пение чудного хора гроб тихо, тихо опустили на полотенцах глубоко вниз. Ударились комья земли о крышку гроба. Быстро засыпали, сравняли, утоптав кругом землю. Зажгли лампаду перед висевшим образом, и, сделав последний поклон, все стали расходиться. Для Саши, Наденьки подали четверню лошадей, они пропустили в карету Надежду Афанасьевну и усадили туда же её детей. Лошади тронулись быстрой рысью.

Надежда Афанасьевна не жалела денег — она устроила обильные поминки в доме для родных, знакомых, а на обширном дворе, на больших столах, накрытых белыми скатертями, обильный обед для крестьян села Клёкотки.

С этого дня, действительно, Надежда Афанасьевна стала преданным и любящим другом Наденьки и Саши. Она стала любить их и баловать… С седыми волосами, моложавым лицом и хорошим цветом лица — она сохранила надолго свою красоту, и была потом самая добрая и ласковая бабушка для внучат. Она часто и подолгу бывала потом и у нас в Ольховце, и её присутствие было приятно моим маме, папе и нам. Скончалась она весной 1923 года. Наша дружба от неё перешла к её детям и к нам.